Восхождение
Шрифт:
Завьялов, до сих пор хранивший скептическое молчание, подошел ближе и тоже изучил образцы:
— Признаю, нефтепроявления значительные. Но о промышленном значении говорить пока рано.
— Разумеется, — согласился я. — Окончательные выводы сделаем после завершения бурения.
Тем временем контрольная скважина Завьялова, заложенная в полукилометре от основной, тоже показала наличие нефтепроявлений, хотя и менее интенсивных. Это подтверждало мой тезис о существовании обширного месторождения.
На седьмой день бурения произошло событие, ставшее кульминацией
— Внимание! Возможен выброс! — скомандовал Дементьев. — Приготовить превентор!
Опытные буровики действовали четко и слаженно, но природа оказалась сильнее человеческих предосторожностей. С оглушительным ревом из скважины вырвался колоссальный нефтяной фонтан, взметнувшийся, по оценкам очевидцев, на высоту до пятидесяти метров. Черная маслянистая жидкость, сверкающая на солнце, с шумом обрушивалась на землю, заливая буровую площадку и окрестности.
— Всем отойти на безопасное расстояние! — кричал Дементьев. — Опасность возгорания!
Несмотря на риск, буровая бригада мужественно боролась со стихией, стремясь установить противовыбросовое оборудование. Я наблюдал за происходящим с холма неподалеку, куда поднялся вместе с Архангельским и Завьяловым.
— Какая мощь! — восхищенно произнес Архангельский. — По дебиту не меньше трехсот-четырехсот тонн в сутки!
Даже скептически настроенный Завьялов не скрывал восхищения:
— Потрясающе… Это открытие меняет всю картину нефтяной геологии региона. Вы были правы, Леонид Иванович.
Спустя почти два часа героических усилий буровой бригаде удалось установить превентор и взять фонтан под контроль. Нефть теперь направлялась по отводной трубе в наспех сооруженный земляной амбар.
Сразу же были взяты пробы для анализа качества нефти. Полевая лаборатория под руководством инженера-химика Светлорусова работала всю ночь, определяя основные параметры нового сырья.
К утру результаты анализа вызвали новую волну энтузиазма.
— Невероятно! — докладывал Светлорусов, показывая записи в лабораторном журнале. — Легкая нефть с минимальным содержанием серы, высоким выходом светлых фракций. По качеству превосходит даже бакинскую!
В течение следующих дней мы занимались обустройством скважины, проводили дополнительные исследования и приступили к предварительной оценке запасов месторождения. Расчеты, представленные Архангельским, поражали воображение:
— По нашим оценкам, запасы Туймазинского месторождения составляют не менее девятисот миллионов тонн, возможно, до миллиарда, — объявил он на общем собрании экспедиции. — Это крупнейшее из известных месторождений в СССР на данный момент.
По лагерю прокатилась волна аплодисментов. Второе крупное открытие подтвердило мою теорию о «нефтяном созвездии» Урало-Поволжья.
После совещания Завьялов попросил меня о личной беседе. Мы отошли к берегу реки, где можно было говорить без свидетелей.
— Леонид Иванович, — начал он, напряженно глядя мне в глаза, — я должен признать ваш успех.
Я ожидал подобных подозрений. Завьялов оказался наблюдательнее других.
— Андрей Петрович, — ответил я спокойно, — наука многогранна. То, что мы называем лозоходством, лишь внешний, упрощенный образ сложного комплексного анализа. Я изучаю тектонические структуры, геомагнитные аномалии, состав поверхностных вод, растительность, рельеф. Все эти факторы, вместе взятые, и позволяют делать точные прогнозы.
— Но почему не объяснить все это сразу? Зачем мистификация с лозой?
— Вы молоды, Андрей Петрович, и пока не сталкивались с косностью бюрократической системы, — вздохнул я. — Попробуйте объяснить чиновнику из Наркомтяжпрома сложную мультифакторную модель тектонических разломов… Он зевать начнет через минуту. А вот простой, наглядный метод, дающий результаты, это понятно каждому. К тому же, признайте, определенный психологический эффект лозоходства помогает мобилизовать экспедицию.
Завьялов задумчиво потер подбородок:
— В этом есть логика… И все же, ваша точность выходит за рамки обычного анализа.
— Возможно, вы правы, — я решил частично открыться. — У меня действительно особый дар. Что-то вроде интуитивного понимания структуры земной коры. Я чувствую нефть, как некоторые люди чувствуют приближение грозы. Не могу этого объяснить научно, но результаты говорят сами за себя.
Этот полуправдивый ответ, кажется, удовлетворил молодого геолога.
— Что ж, какими бы ни были ваши методы, они работают, — признал он. — И теперь я понимаю, почему вы обращаетесь к лозоходству. В нашей стране, где каждого готовы обвинить в суеверии или мистицизме, проще объяснить успех народным методом, чем личным даром.
— Именно так, — я с облегчением кивнул. — Давайте сосредоточимся на главном, открытии новых месторождений. История рассудит, кто был прав.
После этого разговора отношения с Завьяловым заметно улучшились. Молодой геолог, хоть и сохранял определенную дистанцию, больше не оспаривал мои решения публично.
Успех в Туймазах придал новый импульс всей экспедиции. В Москву полетела еще одна телеграмма с отчетом о результатах. А мы, не теряя времени, начали подготовку к перемещению в район предполагаемого Шкаповского месторождения.
Однако погода решила испытать нас на прочность. Внезапно начались проливные дожди, превратившие степные дороги в непреодолимое месиво грязи. Грузовики застревали, лошади с трудом тащили телеги, а над нашими палатками хлестали потоки воды.
Несмотря на неблагоприятные условия, мы продолжали работу. В особенно тяжелый день, когда большинство членов экспедиции предпочли оставаться в палатках, я пригласил Архангельского и нескольких самых стойких геологов на рекогносцировку.
— Вы уверены, что лоза сработает в такую погоду? — скептически спросил промокший до нитки Козловский, когда мы достигли намеченного участка.