Восьмая жена Синей Бороды – 2
Шрифт:
Через какое-то время неприметная дверь рядом с кухней отворилась, и оттуда выполз чумазый малыш. За ним, пошатываясь, шел второй в коротенькой рубашке, не прикрывавшей попку. Увидев кошку, младший издал радостный крик и сменил направление, взяв курс на нее. Пыхтя и быстро переставляя конечности, он мигом оказался рядом с кошкой и, усевшись, вцепился в ее хвост, а другой рукой вырывал хлеб из ее пасти.
Энни хотела подскочить к нему, но была остановлена его матерью:
– Сидите, а то платье замараете.
Малыш тем временем
– Но он ест хлеб, который ела кошка, – возмутилась Эниана.
– Пусть ест. Он его добыл, – пожала плечами хозяйка.
Поелозив хлеб по набухшим деснам, ребенок протянул обслюнявленную корку брату, тот запихнул ее целиком за щеку.
С нехитрым завтраком путешественники расправились быстро. Энни неотрывно смотрела на малышей, тогда как их матери, казалось, не было никакого дела до них. Хозяйка протирала столы, поливала чахлые цветы в кадках и искоса поглядывала на гостей.
Как только Джером поднялся с лавки, она тут же подскочила к нему и озвучила плату за постой.
– Да это грабеж! – возмутился Джером. – Даже в Париже можно найти дешевле.
– Вот и останавливались бы в Париже, – отрезала хозяйка. – Я вам на уступки пошла, крышу над головой предоставила, – она загнула узловатый палец, – белье чистое дала, – загнула второй. – Ужин вкусный приготовила, – загнула третий.
– Положим, что не такой уж вкусный, – парировал Джером.
– Завтрак, в конце концов.
– Плачу ровно половину от того, что просите, ни единым су больше, – вмешался Кристиан.
– Ну вы и жмот, – прошипела еле слышно Энни, а хозяйка всплеснула руками и упала на лавку.
– Господин герцог, даже если цена кажется вам слегка завышенной… – Энни взяла на себя роль посредника.
– Не слегка, мадемуазель.
– Даже если цена кажется вам завышенной, – продолжила Эниана, – вы могли бы из человеколюбия оплатить столько, сколько просит эта бедная женщина. Тем более ее муж болезный, – Энни вспомнила храпящего на столе пропойцу, – очень болезный.
– И вы бы хотели, чтобы я проспонсировал его болезнь? Он пропьет все, – тихо добавил Кристиан.
– Сжальтесь хотя бы над детьми.
Кристиан посмотрел в угол зала, где копошились оборванные и грязные мальчишки, и потянулся к кошельку.
Глаза хозяйки загорелись. Она неотрывно следила за движением его руки, и когда в протянутую ладонь упали монеты, запричитала:
– Пусть Господь хранит вас! Пусть путь будет легким и приятным!
– Она нас обобрала, – сказал в спину Энни Джером, когда они уже практически подошли к карете.
– И вы туда же, – буркнула Энни.
– Эниана, за ночь на сеновале мы отдали столько же, сколько за постой в лучшей гостинице Парижа, включая ужин с несколькими сменами блюд, – вмешался в разговор Кристиан, пытаясь уберечь Джерома от нападок Энни.
– Она нуждается в деньгах.
– Всем не поможешь.
– Но можно
– Как вам будет угодно.
Энни забралась на козлы, путаясь в платье. Каким же надо быть жадным, чтобы пожалеть для бедной женщины денег! Да он в таверне оставляет больше!
Джером, усевшись рядом, покосился на нее:
– Ну, ты, дочка, ежели что, говори. Ну, солнце там напечет. Неудобно сидеть будет. Сидушка-то здесь жесткая. Вам, молодым, красивым, непривычно на такой.
– Хорошо, дядюшка Джером. Он всегда такой противный?
– Ты, дочка, на него не обижайся. Все хозяин правильно говорит. Платить нужно ровно столько, сколько это стоит. Иначе будут на тебя смотреть все как на кошелек ходячий. Будут думать, что счету деньгам не знаешь, да надуть каждый пытаться будет.
Эниана хмурилась, но из уважения к старику не спорила.
– Доброту принимают за слабость. Щедрость за расточительство. Нежелание обидеть за трусость, – с едва уловимой горечью в голосе произнес Джером.
– И что теперь – быть злобным, жадным грубияном? – не выдержала Энни. – Вы прямо портрет герцога де Бриенна нарисовали.
– Зря ты так, дочка, он хороший.
– Вы просто к нему привыкли. И не замечаете ничего, – буркнула Энни.
– И ты, дочка, хорошая. Добрая. Но доброта должна быть не в ущерб себе. Не может человек отдать больше, чем имеет сам.
Несмотря на то что солнце успело подняться высоко, было довольно прохладно. Энни куталась в плащ, порывы ветра пронизывали шерстяную ткань.
– Дочка, не стоит тебе здесь сидеть. Продует. Давай остановлю. В карете согреешься, – уговаривал Джером, но Энни качала головой.
– Упертая ты. И непонятно хорошо это или плохо. Иногда хорошо, а бывает так, что и во вред.
Ближе к обеду потеплело. Энни больше нравилось сидеть здесь, на козлах. Во-первых, открывался прекрасный панорамный вид. Это совсем не то, что смотреть в небольшое окошко кареты. Во-вторых, легкий ветерок, уже не холодный, как утром, приятно обдувал щеки, развевал волосы. Воздух пах наступающей весной, обещанием тепла. В-третьих, здесь не было Кристиана. А в-четвертых, Джером вскоре с философских рассуждений о жизни переключился на простые житейские байки, что нравилось Энни куда больше.
Энни вздрогнула, когда в окошко постучали. Джером натянул вожжи, и карета замедлила ход и остановилась. Дверца приоткрылась, оттуда выскочил Кристиан.
– Эниана, вам еще не надоело что-то доказывать?
– С чего вы это взяли? Я ничего никому не доказываю. Мне здесь больше нравится.
– Уже пора обедать. Вы, вероятно, проголодались.
– Совершенно нет.
– Ваша ворона по вас скучает. Она отказывается от еды.
– Вы лжете, от еды Карга никогда не отказывается.