Восьмой дневник

Губерман Игорь Миронович

Мне наблюдать забавно это

как изъявление судьбы:

повсюду битвы тьмы и света,

и тьма густеет от борьбы.

* * *

А душа, летя за облака

и земной истерзанная болью,

всё-таки грустит наверняка

по земному пьяному застолью.

* * *

Состарясь, я живу весьма осмысленно

и время проживаю не впустую,

поскольку я записываю письменно

своих переживаний муть пустую.

* * *

Как

бы мы Творца ни уважали,

мелкие земные головастики,

но в Его великие скрижали

многое закралось из фантастики.

* * *

Я сижу, почти не слыша

рядом разговора:

прохудилась, видно, крыша

и поедет скоро.

* * *

Когда я паду, как подбитая кегля,

займутся моей биографией,

но слава посмертная – просто ведь ебля

юнцов под моей фотографией.

* * *

Творец ничего не творит наобум –

ни тело, ни душу, ни прыть,

и женщине часто даруется ум,

чтоб мерзкий характер укрыть.

* * *

В читаемом авторе каждом

я вижу размах и серьёз,

писатели пишут о важном,

а я до него не дорос.

* * *

Пишу сейчас я мало, чаще – грустно,

дневник мой не худой, но и не пухлый,

моё существование капустно:

то свежий лист идёт, а то пожухлый.

* * *

Мне забавно в жизни этой многое,

но всего диковинней, пожалуй,

как одно уёбище убогое

запросто рулит большой державой.

* * *

Уже уходим друг за другом мы,

дав жизни следующим людям;

потомкам, сытым и непуганым,

навряд ли мы понятны будем.

* * *

Умственного дела инвалид,

я к уму питаю подозрение:

он хотя весьма во мне бурлит,

но сочит пустое пузырение.

* * *

Хотя по возрасту давно

сошёл я с общего трамвая,

но жизни чудное кино

смотрю, ничуть не уставая.

* * *

В России все таланты расцветут

и время повернётся к возрождению,

когда любой публичный проститут

окажется доступен обсуждению.

* * *

Мне в любом искусстве удивительно

то, что знали издавна и встарь:

творчество бывает изумительно,

а творец – немыслимая тварь.

* * *

В заботах суетного дня

кишит и тонет каждый,

но соберётся вся родня

вокруг меня однажды.

* * *

Нам общий ход истории

невнятен,

однако на её этапах длинных

повсюду, где провалы белых пятен, –

застыла и забыта кровь невинных.

* * *

Я слежу за здоровьем моим

очень пристально, страстно и строго:

если вдруг я недугом томим,

то под вечер пью больше намного.

* * *

Вести поступают к нам заранее

об очередном капризе Божьем,

только мы понять Его послания

или не хотим, или не можем.

* * *

Про мораль я знаю назубок,

но мои сужденья всё же личны,

я душевно тёмен и убог:

мне в кино бандиты симпатичны.

* * *

Сочась из умственных колодцев

на благодатную окрестность,

дух обрусевших инородцев

питает русскую словесность.

* * *

Моё задушевное пение,

сердечную горечь гоня,

весьма развивает терпение

у слушающих меня.

* * *

В готовности терпеть холопство,

живя без чести и стыда,

есть небольшое неудобство:

ногой пинают иногда.

* * *

По как бы щучьему велению

весь фарт – у крученых и верченых,

к досаде и недоумению

чистосердечных и доверчивых.

* * *

У ангела-хранителя

сегодня я спросил,

безжалостно его

средь бела дня будя:

за что на склоне лет

нас Бог лишает сил?

Ответил он: «Увы», –

крылами разведя.

* * *

Болит и ноет поясница,

и сердце явно с ритма сбилось,

а всё равно под утро снится

всё то, что в молодости снилось.

* * *

Люблю я слабость певчую мою –

ни голоса, ни слуха, смех и горе;

услышь Господь, как дивно я пою,

давно б я состоял в небесном хоре.

* * *

Погас-потух запал мой дерзкий

за годы в жизненной пустыне,

но пенис мой пенсионерский

исполнен пафоса и ныне.

* * *

Гляжу вперёд я без боязни,

промчались годы скоростные;

чем дальше, тем разнообразней

текут печали возрастные.

* * *

Теперь живу я, старый жид,

весьма сутуло,

и на столе моём лежит

анализ стула.

* * *

Сердечный разговор – души раскрытие,

но свойством обладают люди скотским,

и с женщиной духовное соитие