Восьмой смертный грех

Леонтьев Антон Валерьевич

– Прекрати, – сказал с болью Эдуард. – Мне невыносимо слушать, Джозефина, как ты поливаешь нашу мать грязью. Я не верю, слышишь, не верю в то, что она замешана во всем этом. Магнус… Да, отец может пойти на преступление ради наживы, но наша мама! Это исключено!

Джей рассмеялась, и меня свел с ума ее гортанный смех.

– Ах, ну а что же ты не поведаешь Кириллу правду: один из дальних предков нашей матери уже промышлял тем, что похищал детей. Кирилл, ты слышал что-нибудь о Жиле де Рэ?

Я задумался. История всегда была моей ахиллесовой пятой. Все эти вереницы древнеримских кесарей, английских королей и даже американских президентов были мне невыносимы: я никогда не мог их запомнить. Сознаюсь, даже и не пытался!

– Маршал

Франции Жиль де Рэ был национальным героем, он способствовал освобождению страны от английских оккупантов в период Столетней войны, сражался вместе со знаменитой Орлеанской девой, Жанной д'Арк. Высшее воинское звание он получил из рук короля в возрасте двадцати пяти лет или около того. Затем Жиль, от боковой ветви семейства которого и ведут свое происхождение бельгийские Деладье, уединился в своем родовом замке. И жил там до тех пор, пока его не арестовали. В замке нашли бесспорные доказательства того, что маршал, национальный герой, гордость королевства, наследник славных традиций и благородного рода, совершал вместе со своими помощниками сатанинские обряды. По его приказу из соседних деревень регулярно похищали детей, над которыми Жиль и его преданные слуги издевались, а потом приносили в жертву темным силам. Замок был полон костей и человеческих останков! Даже для того времени, жестокого и кровавого, это было неслыханно! Несмотря на титул и заслуги перед короной, Жиль де Рэ, который, как говорят, стал прообразом Синей Бороды, был предан суду. Те времена отличались театральными и сфабрикованными процессами, когда на костер отправляли только за то, что кто-то видел черную кошку, вылезающую из твоего окна. Но Жиль был виновен, он и не скрывал этого. За годы злодеяний он лишил жизни никак не менее полуторы сотни ребятишек. Его вместе с главными сообщниками признали виновными и приговорили к очистительной казни через огонь. Так и произошло. Правда, Жиль признался в сотрудничестве с адскими силами и покаялся, поэтому его сначала придушили, а потом сожгли.

От этого рассказа Джей у меня побежали по телу мурашки. Эдуард тихо произнес:

– Джозефина, это было в четырнадцатом или пятнадцатом веке, прошло больше полутысячи лет с тех пор. Жиль де Рэ – наш отдаленный предок, но и что из этого? Это еще не значит, что Грегуара имеет отношение к похищению детей.

Однако его тону не хватало уверенности. Джей, понимая, что она хватила через край, миролюбиво произнесла:

– Ты прав, Эд. Нельзя обвинять Грегуару только на основании того, что шестьсот лет назад один из ее предков был убийцей детей. Но мне кажется… Мне кажется, что нельзя и закрывать на это глаза. У нас есть доказательства – Грегуара обладает миллионными счетами. И я почему-то уверена, что даты переводов связаны с датами исчезновений детей.

– Хорошо, – вздохнул Хаммерштейн. – Как ты думаешь, Джозефина, можем мы временно заключить перемирие?

Подумав, она ответила:

– Не исключаю сепаратного мира, но только в том случае, если ты прекратишь называть меня Джозефиной. Ты же знаешь, что это помпезное имя бесит меня. Я – Джей!

Наконец-то брат с сестрой помирились, хотя их мир больше походил на прелюдию к большой ссоре. Что же, это издержки воспитания в дико богатой и полной тайных пороков семье. Про таких, как Грегуара, говорили, что в их жилах течет дурная кровь. Ее предок был кровожадным монстром, маньяком, имя которого стало нарицательным. Но имеет ли к этому отношение хрупкая Грегуара Хаммерштейн, любительница драгоценностей и эксклюзивных нарядов от кутюр? В конце концов, в роду у всех, наверное, есть убийцы, садисты и головорезы. У меня в том числе.

– Чтобы убедиться в том, что Грегуара не причастна к этим зловещим преступлениям… – начал Эдуард, а Джей прервала его и вставила:

– Или убедиться в том, что она все же причастна…

– …нам необходимо собрать как можно больше информации. Как я уже говорил, мне ничего

не известно про исчезновения детей. Вы можете не верить, но это так. Если бы я знал, что концерн имеет отношение к какому бы то ни было преступлению, в особенности к такому страшному, то я бы первым известил полицию.

– У тебя есть возможность сделать это, – сказала Джей. – Или ты все же не рискнешь впутывать в это дело кого-то со стороны, Эд? Концерн, его репутация и, главное, доходы тебе дороже, не так ли, братик?

Эдуард помолчал и честно ответил:

– Не буду скрывать, Джей, что ты отчасти права. Концерн – мое детище, я забочусь о его благе и процветании, и я не вижу в этом ничего плохого. Ведь я…

– Ну, говори, – сказала насмешливо Джей. – Ведь ты – единственный наследник всего состояния дорогого папочки Магнуса. Кирилл, ты ведь не в курсе, что Магнус лишил меня наследства в тот же день, когда узнал, что я ушла из дома. Он заявил, что его блудная дочь не получит ни цента из его миллиардов. Таким образом, все достанется только одному человеку – Эдуарду, его любимому сыну. Отец приказал вычеркнуть меня из семейной хроники, обо мне перестали упоминать, я для всех умерла. Ведь Магнус даже распространил слух о том, что я умерла в результате передозировки наркотиков. Более того, на семейном кладбище есть плита с моим именем! Я официально мертва! Во всяком случае, в глазах Магнуса!

Я мог понять отчаяние Джей и неприязнь по отношению к отцу и Эдуарду. Каким же человеком должен быть этот таинственный миллиардер, который вычеркнул родную дочь из числа живых только за то, что она восстала против его деспотизма и тирании.

– Ты права, Джей, – сказал Эдуард. – Но я не мог ничего поделать. Отец не слушал ни меня, ни маму. Ты для него умерла. Да, в завещании указан единственный наследник – я. И ты можешь ненавидеть меня за это и считать стяжателем, но я решил… Я давно решил, что половина денег и акций концерна – твои. Ты их получишь обязательно, я лично прослежу за этим! Ты можешь мне не верить, но это так!

Я верил Эдуарду. Похоже, семейство Хаммерштейна не так уж безнадежно. Магнус – бессердечный скряга, Грегуара – сумасшедшая маркиза, прапрапраправнучка маршала-маньяка, но Джей и Эд не пошли по их стопам.

Поверила Эдуарду и Джей. Я видел, как она улыбнулась, и в улыбке больше не было издевки и сарказма.

– Спасибо, Эд. Если это так, то нам нужно дождаться смерти Магнуса. И свою половину богатства Хаммерштейнов я употреблю на благие дела. На эти деньги можно финансировать множество социальных программ, выстроить десяток-другой больниц, помочь нуждающимся…

Эдуард тут же снова стал наследником миллиардов. Он сухо заметил:

– С деньгами и недвижимостью ты вольна делать все, что пожелаешь. Но не трогай акции! Лучше продай их мне! Я заплачу тебе честную сумму…

– Ну ладно, Эд, мы уже рассуждаем так, как будто Магнус почил в бозе. А он жив и здоров. И совершает преступления.

Эдуард помедлил, словно желая что-то добавить. Затем произнес:

– Я готов обратиться в полицию, Джей. Я не шучу, хочу довести ваше дилетантское расследование до конца. Если «Хаммерштейн» причастен к преступлениям, то этому нужно положить конец. Но…

– Но? – переспросила Джей со смешком. – Но ты просишь отсрочки, милый братец. Как всегда, есть два миллиона причин, чтобы позволить Магнусу и Грегуаре продолжать похищения детей.

– Во-первых, Джей, мы точно не знаем, замешаны ли они в этом. Да, да, не перебивай, есть только предположения и подозрения, но уверенности и тем более доказательств пока нет.

– А что во-вторых? – задал я вопрос.

Эдуард ответил:

– Во-вторых, мистер Терц, я открою вам сейчас одну из самых тщательно охраняемых тайн концерна «Хаммерштейн». Восемь дней назад на внеочередном секретном заседании совета директоров было принято единогласное решение о слиянии нашего концерна с немецко-французским концерном «Омега»…