Воспарить к небесам
Шрифт:
— О, нет, — прошептал он, и от этого звука у меня по спине пробежал холодок. — Нет, Амелия, ни хрена подобного, — продолжал он зловеще шептать. — Если бы ты была моей, даже если бы ты наебала меня, я бы тебя уважал. Мне знакомо подобное дерьмо, потому что моя жена утонула в бутылке, она исковеркала нашу жизнь, наше будущее, наших детей, но ей ни разу не доставалось от меня такого дерьма. Ты не можешь говорить мне, что то, что произошло между вами двумя, так же плохо, как то, что ты предпочитаешь выпивку своей семье. Поэтому ты не можешь говорить
И снова он был прав. Но на этот раз он был абсолютно прав, и это снова напугало меня.
— Я не могу понять, почему мы обсуждаем это, — сказала я, защищаясь. — Мы почти не знаем друг друга, и опять же, мои дела тебя не касаются.
— Думаю, ты права, ты не можешь понять, почему мы обсуждаем это, почему тот, кому на тебя не наплевать, даже едва тебя зная, говорит прямо, без всякой херни, что ты так глубоко увязла в то, во что он научил тебя верить, что отказываешься видеть дальше своего носа.
Снова.
Прав.
Снова.
Напугана.
— Может, нам лучше прекратить этот разговор, — предложила я.
— Может, — ответил он.
— Совсем, — продолжила я.
— Если ты хочешь этого, Эми, в своем большом доме, совсем одна, довольствуясь отбросами, когда такая женщина, как ты, должна иметь все, ты это получишь.
Прежде чем я успела ответить, он отключился.
Я отняла телефон от уха и уставилась на него, спрашивая:
— Неужели это только что произошло?
Телефон и весь мой дом оставались на удивление молчаливы.
Он убедил тебя, что ты кусок дерьма, когда этим куском дерьма является он сам, и ты сдалась без боя.
Слова Микки мысленно так сильно ударили меня, что все мое тело дернулось.
Неужели я это сделала?
Неужели сдалась без боя?
Мне казалось, я сражаюсь уже много лет. Всякий раз, когда я видела Конрада или Мартину, всякий раз, когда я заставляла их видеть меня, я сражалась.
Но на самом деле, нет.
В игре, в которую они заставляли меня играть против моей воли, каждый раз, когда это случалось, я не сражалась.
Я показывала им свои карты.
Так что это не было большим шоком, что они меня переиграли.
А может, он убедил и твоих детей тоже, что ты кусок дерьма.
Мой муж изменил мне. Он бросил меня. Он разрушил нашу семью.
Я думала, что мы были счастливы. Годами, годами я перебирала моменты, фрагменты, часы, недели, месяцы, и единственное, о чем мы постоянно спорили, это то, что он не хотел, чтобы я баловала детей. Кроме этого, я не нашла ни одной секунды, когда он каким-то образом указал бы мне на то, что что-то идет не так.
Конрад никогда не садился со мной рядом и не говорил, что, что-то идет не так. Он ни разу не нашел времени, чтобы сказать мне, что мои
Он никогда ничего не говорил и не делал.
Черт возьми, мы занимались любовью, и в большинстве своем это было очень приятно, до той ночи, когда он не сказал, что уходит от меня!
— О Боже, — выдохнула я, невидящим взглядом уставившись на свой телефон. — Я открыла им все свои карты, и они меня переиграли.
Я подняла голову и посмотрела на свое отражение в стеклянной стене дома.
Оно было волнистым, но это была я.
Гвоздь программы.
Больше никаких платьев в стиле Фелиции Хэтуэй, которые мне очень шли. И я знала, что на ногах у меня элегантные, стильные туфли на высоких каблуках.
Но это была лишь обертка.
Все это, все это было во мне.
Это всегда была я.
И я позволила Конраду — и Мартине — убедить себя в обратном.
— Они меня переиграли, — прошептала я, крепко сжимая телефон. — Эти засранцы переиграли меня. Они все переиграли меня.
Я уставилась на свое отражение в окне.
Пора, нахрен, повзрослеть.
С этой мыслью я протопала через мой сказочный, многомиллионный дом Прентиса Кэмерона прямо к необставленной берлоге/офису/чему-то-что-я-хотела-чтобы-это-было.
Я включила компьютер на подержанном массивном величественном столе с замысловатой резьбой и уселась в официальное, совершенно потрясающее кожаное кресло с пуговицами на спинке. Я подождала и, когда он загрузился, вошла в свою электронную почту.
Я набрала адрес отца.
Папа, написала я. Знаю, вы с мамой звонили. Я пишу тебе сейчас по электронной почте, чтобы объяснить, почему я не взяла трубку.
Перед отъездом я сказала вам, что переезжаю в Мэн, чтобы быть ближе к своим детям. Мои отношения с ними в последние несколько лет ухудшились, и очень важно, что сейчас я работаю над тем, что мне нужно сделать, сосредоточившись на исправлении этого.
И уверена, ты знаешь, что здесь очень много работы. Поэтому я намеревалась сделать ее, переехав в Мэн, и сфокусировавшись именно на этой задаче.
Я не хочу ранить или обидеть тебя, предполагая, что ты или мама — это отвлекающие факторы, однако я уверена, что все мы можем согласиться с тем, что Олимпия и Оден, а также на данном этапе и я сама, являемся приоритетами.
Хочу заверить тебя, что я здесь. Я в безопасности. Дом оказался еще более чудесным, чем я думала. Я познакомилась с людьми и завела друзей. Еще я волонтер. И хотя путь был очень ухабистым, я остепенилась и надеюсь, обрету здесь счастье… с Оденом и Олимпией.