Воспоминания об Александре Грине
Шрифт:
Слова цыганки, так быстро и верно исполнившиеся, произвели на Александра Степановича сильное впечатление. Он нашел в жилетном кармане корешок, зашил его в пояс брюк и носил много-много лет. Когда я вышла за него замуж, увидела этот крошечный мешочек, который он попросил меня перешить к поясу домашних брюк, и рассказал мне его историю. До 1928 года Александр Степанович носил этот корешок. Когда как-то в дом, где мы жили в Феодосии, пришел измученный и истощенный бродяга, мы накормили его, Александр Степанович долго с ним разговаривал, потом сказал мне, чтобы я отдала ему его домашние старые брюки и теплую фланелевую рубаху. И я отдала. И мы оба забыли, что у пояса пришит корешок-талисман. Так
В рассказе Н. Н. Грин есть только одна неточность: Грина арестовали у его дома, на Васильевском острове.
6 августа 1910 года из Петербургского отделения по охране общественной безопасности и порядка в столице
* А. И. Котылевым.
PAGE 466
тобольскому губернатору, с грифом «секретно», было отправлено письмо следующего содержания:
«27- го минувшего июля, в Петербурге по 6-й линии Васильевского острова, дом 1, кв. 33, арестован неизвестный, проживающий по чужому паспорту на имя личного почетного гражданина Алексея Алексеевича Мальгинова.
Задержанный при допросе в Охранном отделении показал, что в действительности он есть Александр Степанов Гриневский, скрывавшийся с места высылки из Тобольской губернии, где он состоял под гласным надзором полиции.
Сообщая об изложенном, присовокупляю, что Гриневский, за проживание по чужому паспорту, мною подвергнут 3-месячному аресту при полиции, по отбытии срока какового будет препровожден в распоряжение Вашего превосходительства».
Через четыре дня после ареста Грин обратился с письмом к Леониду Андрееву:
«Глубокоуважаемый Леонид Николаевич!
К сожалению, меня арестовали, и я лишен пока возможности узнать содержание Вашего письма. Будьте добры, не откажите в случае успешности переговоров Ваших с «Просвещением» - свести представителя этого издательства * с моей женой, для выяснения взаимных пожеланий. Адрес ее - В. Остров, 6-я линия, Вере Павловне Абрамовой **.
Если же ничего не выйдет, - благодарю Вас за участие, которое приняли Вы в этом деле.
Я арестован, вероятно, по доносу какого-нибудь из моих литературных друзей. Мне это, впрочем, безразлично. И за то, что уехал из административной ссылки, прожив эти четыре года в Питере по чужому паспорту, Я сообщаю Вам это для того, чтобы Вы не подумали чего-нибудь страшного или противного моей чести. Ваш покорный слуга А. С. Грин (Александр Степанович Гриневский)».
* Издательство «Просвещение» хотело выпустить сборник рассказов Грина. Соглашение не состоялось.
** Вероятно, Грин забыл сообщить в письме номера дома и квартиры.
PAGE 467
Грин - писатель, только писательство существует для него в жизни, это главное, а все остальное - второстепенное, мелочи. Как относился он к своему аресту, мы только что видели по письму Л. Андрееву.
В эти дни Грин пишет два прошения - царю и министру внутренних дел. Привожу один из этих документов, на мой взгляд более интересный, полностью.
«Его высокопревосходительству господину министру внутренних дел от потомственного дворянина Александра Степановича Гриневского
ПРОШЕНИЕ
Ваше высокопревосходительство! В декабре 1905 года (не точно: 7 января 1906 года.
– В. С.) я был арестован в С.-Петербурге и по прошествии пяти месяцев - выслан административным порядком в г. Туринск Тобольской губ «ернии» на 4 г «ода», откуда немедленно уехал и поселился в С.-Петербурге,
Кроме того, до настоящего времени я состоял постоянным сотрудником журналов «Весь мир» и «Всемирная панорама». В СПб книгоиздательстве «Земля» вышла зимой прошлого года (не точно, вышла за пять месяцев до написания настоящего прошения.
– В. С.) книга моих рассказов.
Ныне арестованный, как проживающий по чужому паспорту, я обращаюсь к Вашему высокопревосходительству с покорнейшей просьбой не смотреть на меня, как на лицо, причастное к каким бы то ни было политическим движениям и интересам. За эти последние пять лет я не совершил ничего такого, что давало бы право отно-
* В двух последних журналах имя Грина до 1910 года не появлялось. Думаю, что это камуфляж, ибо «Родина» и «Нива» были самыми распространенными и благонадежными изданиями.
PAGE 468
ситься ко мне как к врагу государственности *. Еще до административной высылки в миросозерцании моем произошел полный переворот, заставивший меня резко и категорически уклониться от всяких сношений с политическими кружками. Переворот этот, как может подтвердить г. начальник Дома предварительного заключения ** (несколько дней после ареста Грин посидел в Доме предварительного заключения - ДПЗ.
– В. С. ), намечался во мне еще осенью 1905 года, когда, сидя в севастопольской тюрьме по делу о пропаганде, я из окна камеры старался удержать и успокоить толпу, готовившуюся разбить тюрьму ***. Это было после 17 октября.
Последние 4 года, проведенные в Петербурге, прошли открыто на глазах массы литераторов и людей, прикосновенных к литературе; я могу поименно назвать их, и они подтвердят полную мою благонадежность. Произведения мои, художественные по существу, содержат в себе лишь общие психологические концепции и символы и лишены каких бы то ни было тенденций.
На основании вышеизложенного покорнейше прошу Ваше превосходительство облегчить участь мою; тюрьма, высылка, 4 года постоянного страха быть арестованным в конец расшатали мое здоровье. Организм мой надломлен; единственное желание мое - жить тихой, семейной жизнью, трудясь, по мере сил, на поприще русской художественной литературы. Если Ваше высокопревосходительство не найдете почему-либо возможным освободить меня без всяких последствий - ходатайствую и покорнейше прошу разрешить мне покинуть Петербург и жить в провинции. Одновременно с настоящим моим прошением подано мной прошение на высочайшее
* Читатели, конечно, должны понимать, что за многими строчками прошения стоит обязательный в таких случаях словесный ритуал.
** Начальником ДПЗ к этому времени стал «старый знакомый» Грина, бывший начальник севастопольского тюремного замка П. Светловский. См. о нем в «Автобиографической повести», стр. 142 (сноска).
*** Грин вновь сознательно искажает факты. Из окна камеры третьего этажа он видел подошедшую к воротам тюрьмы большую группу манифестантов, требующих освобождения политических заключенных. Он не мог открыто предупредить севастопольцев, что во дворе, с винтовками на изготовку, выстроились две роты Белосток-ского полка. Грин кричал манифестантам, чтобы они отошли от ворот. Его не послушались, произошло столкновение: было много жертв.