Воспоминания
Шрифт:
О старых добрых временах не напоминало ничего, кроме присутствия двух сияющих улыбками сестер. Король Георг, королева Мария и их дети не могли приехать из Лондона. Кронпринцессу Германии по-прежнему считали «врагом»; естественно, она не могла приехать. Дети моей свояченицы, великой княгини Ольги [56] , сидели на тех местах, где раньше сидели их кузины, дочери покойного дяди Ники.
– Давайте сыграем в палубный теннис, – предложил я им и выбежал вон.
Они последовали за мной, исполненные любопытства и легкого скепсиса.
56
Тихон (1917 г.
– Ты умеешь играть в теннис, дядя Сандро?
– О да, – ответил я, – мы всегда играли в теннис здесь, на палубе.
– Царь тоже любил играть?
– Очень любил. Они с вашим покойным британским дядей, герцогом Кларенсом, были нашими чемпионами.
– Вы умеете плавать?
– Да. Видите тот британский эсминец? – Я показал на то место, примерно в полумиле от нас, которое в прошлом было зарезервировано для русской императорской яхты. – Раньше мы доплывали до того места, выпивали по стакану молока и плыли обратно.
– Разве на эсминцах продают молоко?
– Нет, – ответил я, – в то время там стоял другой корабль. Русский.
Дети зашептались, бросая на меня вопросительные взгляды. – В чем дело? – спросил я.
– Дядя Сандро, – сказал самый старший мальчик, – нам интересно, трудно ли было вам с дядей Ники получать разрешение, чтобы приезжать сюда.
– Разрешение? Что вы имеете в виду?
– Разве вчера ты не рассказывал маме, что вы провели несколько дней в датском консульстве в Париже, пытаясь получить визу?
– Да, верно, – согласился я. – Но, видите ли, датский консул в Санкт-Петербурге довольно хорошо нас знал.
У меня ушло бы довольно много времени, чтобы объяснить моим юным племянникам, что русский царь и его родственники не привыкли путешествовать с паспортами. Рожденные после революции в Копенгагене, где их мать жила в самых скромных условиях [57] , они не сомневались, что все русские до единого всегда считались в Дании персонами нон грата.
57
Неточность автора: дети Ольги Александровны родились в России: Тихон в Крыму, а Гурий – на Кубани.
Трудно осознать, что обеим сестрам, когда они умерли, было всего по восемьдесят лет. Они пережили столько эпох, империй и политиков, что кажется, будто им было лет по двести.
Когда они уехали из родной Дании, Дизраэли считали старательным выскочкой, а лучшие европейские стратеги предсказывали победу генералу Роберту Э. Ли [58] .
В день смерти Марии Уинстон Черчилль опубликовал четвертый том своих мемуаров, а американские банкиры пытались разрешить задачу европейских репараций.
58
Э. Ли – главнокомандующий армией южной Конфедерации в Гражданской войне в США, один из самых талантливых военачальников в этом конфликте, одержал ряд громких побед над северянами. Однако в войне победил Союз (север), в 1865 г. армия генерала Ли капитулировала перед армией северян под командованием У. Гранта.
До самого конца сестры говорили о короле Георге, как будто он был еще мальчиком («Всегда забывает надеть теплый плащ»), а при упоминании
Старший сын Александры, герцог Кларенс, умер в 1892 году. Второй сын Марии, великий князь Георгий Александрович, скончался от туберкулеза в 1899 году. Король Эдуард скончался в 1909 году. Царя и его семью убили в 1918 году. Даты различались, но даты никогда не имели значения, только факт четырех трагедий, только осознание потери.
– Какое счастье, – говорила Александра, – моя сестра отказывается поверить в то, что Ники мертв.
На самом деле она имела в виду другое: жаль, что сама она не сомневается в смерти своего мужа и любимого сына.
– Какой гармоничной и красивой была ваша жизнь! – сказал я ей однажды. – У вас на глазах Великобритания стала самым влиятельным государством на свете. Вы были свидетельницей высших побед вашего мужа и вашего второго сына. Вы самая любимая женщина во всей Британской империи, а ваш внук – кумир всего мира.
– Но я похоронила двух людей, которых любила больше всего, – тихо ответила она, – и мне не повезло видеть, как погибло все, чем дорожила моя сестра.
Мы оба были правы. Судя по всему, не прав был кто-то другой. Последние восемь лет Александры и одиннадцать лет Марии были посвящены неблагодарной задаче обнаружения этого «другого». Обе убежденные христианки, они никогда не сомневались в конечной мудрости Создателя, и склонность винить во всех больших трагедиях себя и свои недостатки не позволяла им идти на компромисс с совестью. Достаточно просто было согласиться с тем, что «людей карают за грехи их». Гораздо труднее было понять, должен ли страдать праведник А, потому что наказание предназначено грешнику Б. Мои слова звучат откровенно по-русски, но подобные отношения со Всевышним появляются практически у всех пожилых людей, будь то невозмутимые датчане или скептически настроенные французы.
Увеличилось ли счастье в мире, после того как Российская империя была уничтожена? Искупились ли грехи хоть одной души из-за того, что шестьдесят лет назад принцессу Дагмар привезли в Россию из мирной Дании и ей пришлось пережить гибель своего свекра, двух сыновей и пяти внуков?
Обеим сестрам хотелось верить, что в словах «Бог дал, Бог и взял» содержится ответ на все их сомнения. И Александра, и Мария часто повторяли эту формулу. У них всегда были общие мысли, даже когда одна находилась в Лондоне, в холодной роскоши Мальборо-Хаус, а вторая тосковала в уединении своей датской ссылки.
– Вам следовало остаться в Англии, – сказал я теще вскоре после того, как в 1924 году она переехала в Данию. – Разлука с сестрой вредна для вас. Она делает вас мрачной.
Она покачала головой:
– Ты не понимаешь, Сандро. Я гораздо ближе к сестре, когда нас разделяет расстояние. Живя в Лондоне, я больше отдалялась от нее.
Застенчивость и гордость мешали ей признать, что она не хотела делить сестру с ее семьей и с Англией. Находясь в Видовре, когда между сестрами лежало море, она безраздельно владела образом Александры. Там, в Лондоне, в Мальборо-Хаус, ей приходилось проводить много вечеров в одиночестве в своих апартаментах, если Александра посещала званый ужин или дворцовый прием. В Видовре ничто не изменилось: домашние по-прежнему относились к ней как к императрице. В Лондоне ей не давали забыть, что с точки зрения Даунинг-стрит она всего лишь бедная родственница и неудобная гостья, способная скомпрометировать.