Воспоминания
Шрифт:
Каким искренним был он в своем очаровательном невежестве! Весьма поучительно было наблюдать за признанным финансовым гением Европы, который одновременно и презирает высшее общество, и восхищается им, и стремится в него попасть… С моей стороны было бы чистым ребячеством устраивать сцену или выговаривать ему. Я впервые с 1914 года искренне посмеялся, и мы расстались добрыми друзьями. Я обещал следить за ходом его продвижения к королевской трибуне; он же был убежден, что я еще передумаю и приму его великодушное приглашение.
– Вы очень скоро услышите обо мне, – пообещал он, когда мы пожимали друг другу руки перед «вуазеном» с серебристыми крыльями. – Даю вам две недели на то, чтобы все обдумать, а потом перейду к следующему кандидату.
«Следующим
Никогда бы не поверил, что такое может случиться, но спустя какое-то время я получил приглашение на тот же самый прием в саду, который мы обсуждали в Биаррице. Он был подписан: «Альфред Лёвенштейн, через герцога де…»
К письму прилагалась короткая записка, написанная рукой моего великодушного друга: «Надеюсь, что теперь вы пожалеете, особенно если узнаете, что я заполучил этого юнца за четверть той суммы, какую я готов был заплатить вам».
Я несколько раз перечитал это сказочное приглашение. Оно несло в себе зачатки грандиозного скандала, и я ожидал вспышки сплетен, бурю негодования и торжественные протесты со стороны разгневанных родственников и друзей молодого герцога. Мои ожидания оказались напрасными. Случись нечто подобное до 1914 года, благородного наймита месье Лёвенштейна изгнали бы из всех европейских клубов. Теперь же все просто пожимали плечами и говорили: «А чего вы хотите? Лучше выполнять поручения какого-то оригинала, чем вовсе не иметь денег. Теперь, когда наш бедный франк потерял девять десятых прежней стоимости, мальчика можно лишь похвалить за деловую сметку. В конце концов, он просто отберет у Лёвенштейна часть того, что Лёвенштейн отобрал у всех остальных». Вот и все. Никто не удосужился подумать, на что еще пойдет аристократия, если вероломный франк снова упадет.
Я не посетил знаменитый прием в саду, но почти все мои друзья там побывали. Даже рыцари, принимавшие участие в Первом крестовом походе, не могли бы похвастаться более пышными именами гостей. Список титулованных особ, которые откликнулись на приглашение, подписанное молодым герцогом, без труда можно было принять за перечень потомков участников Первого крестового похода, которые собрались на вилле в Биаррице.
Такое чрезмерно «либеральное» отношение высшего общества, пусть и объясняемое финансовой паникой, какая царила тем летом во Франции, получило продолжение через несколько недель, когда стало известно, что Ивар Крюгер предоставил солидный заем правительству Пуанкаре. Он оставался единственным капиталистом в Европе, который по-прежнему верил в стабильность Франции! И хотя фамилия благодетеля часто писалась с ошибками, популярные газеты считали совершенно нормальным и справедливым то, что спасти Французскую Республику должен шведский «спичечный король».
Узнав, что Крюгер стал великим офицером ордена Почетного легиона, я представил, как победа скандинавского конкурента отразится на моем амбициозном знакомом из Брюсселя. Разница в характере двух этих людей была настолько велика, что в то время невозможно было увидеть поразительного сходства их методов. Думая о них задним числом, я понимаю, что лощеный викинг и неотесанный бельгиец принадлежали к одной и той же породе, породившей Гуго Стиннеса [52] в Германии, Кларенса Хэтри [53] в Англии и еще около дюжины гениев биржевых спекуляций с Уолл-стрит. Появившиеся в конце мировой войны, они скончались вместе с 1920-ми годами. Ни один из них не пережил «век джаза», и, даже если крах империи Стиннеса и самоубийство Крюгера разделяют долгих восемь лет, последнее обстоятельство следует приписать либо уму немцев, либо глупости американских инвесторов. Поскольку Стиннес, Крюгер и Лёвенштейн лежат в могилах, а Хэтри отбывает 24-летний срок за решеткой, в нынешней Европе не осталось никого, кто способен поддержать ритм двадцатых. Пузыри земли исчезли.
52
Гуго
53
Кларенс Хэтри (1888–1965) – английский финансист, книготорговец и книгоиздатель. Банкротство его компании стало весомым фактором, способствовавшим краху Уолл-стрит в 1929 г.
Все это кажется сейчас ясным и простым: задним числом любые задачи кажутся легкими. Но летом 1926 года, когда я впервые увидел Альфреда Лёвенштейна и возобновил знакомство с Крюгером, понадобился бы гораздо лучший аналитик, чем я, чтобы предсказать конец этих двух завоевателей. Мне всегда очень импонировал Крюгер. Он хорошо говорил, держался как настоящий джентльмен и обладал очень редким талантом вникать в интересы и усваивать терминологию тех, с кем он имел дело в то или иное время. Его представили мне незадолго до войны, летом, когда я находился в Лондоне. В последующие годы я ничего о нем не слышал, кроме того, что читал в газетах о его гигантских предприятиях. Вот почему как-то утром я очень удивился и обрадовался, обнаружив в почте письмо за его подписью. Он сообщал, что прочел мою книгу на французском языке «Духовное образование» и хотел бы переговорить со мной.
Письмо пришло на той же неделе, когда он предоставил заем французскому правительству, и мне было вдвойне приятно думать, что такой занятой человек, как Крюгер, нашел время для того, чтобы заниматься вопросами, весьма далекими от денежных дел. Я пригласил его на ужин в тихом ресторане в старой части Парижа, где, как я знал, нам не помешают многочисленные зеваки. Садясь в его машину, я откровенно признался: мне не верится, что он в самом деле интересуется спиритизмом. Он улыбнулся и ответил, что успех в земной жизни не мешает ему испытывать любопытство к потусторонней жизни. Ему интересно, основаны ли мои теории общения с духами на собственном опыте, или меня ввел в заблуждение какой-нибудь бессовестный медиум. Я объяснил ему и технику, и результаты моих собственных экспериментов, и он вдруг спросил:
– Если вы не заняты завтра вечером, не будет ли большой дерзостью попросить вас показать мне, как это делается?
Я ответил «да», хотя и испытывал смущение, понимая, как бесполезно проводить спиритический сеанс в присутствии скептиков и неверящих. Решено было, что он придет ко мне домой на следующий вечер сразу после ужина.
Когда мы выходили из его машины перед рестораном, я заметил, как в темноте сверкнул какой-то огромный предмет.
Наш шофер включил фары, и я узнал знакомый автомобиль Альфреда Лёвенштейна. Странно! Скромный ресторан не соответствовал образу человека, решившего выиграть Эпсомское дерби. Возможно, подумал я, в ресторане его секретарь или шофер. Мы вошли; за столиком у входа в одиночестве пил коктейль великий человек из Брюсселя. Его присутствие не могло быть простым совпадением, и я вопросительно посмотрел на Крюгера. Он невозмутимо встретил мой взгляд.
– Что-то случилось? – с невинным видом спросил он.
– Ничего, если не считать того, что Альфред Лёвенштейн любит ужинать лишь в самых изысканных ресторанах.
Крюгер оглядел зал и только тогда повернулся к столику прямо напротив.
– Да, – как бы между прочим заметил Крюгер, – тот человек очень похож на Лёвенштейна, по крайней мере, на его фотографии.
– Разве вы с ним никогда не встречались?
– Нет, – с полуулыбкой ответил он, – хотя могу сказать, что ему известно обо мне все.
Пока мы переговаривались, Лёвенштейн не сводил взгляда со своего коктейля. Возможно, он пытался понять, почему вишенка плавает на поверхности, а не тонет в бокале. И лишь когда мы сели за столик напротив, он поднял свои бегающие глазки.
Потом он изобразил огромное удивление. Замахал руками, закричал: «Здравствуйте!», кривя лицо в попытке улыбнуться.
В конце концов он вскочил и направился к нашему столику.
– Итак, – заметил я, – спустя столько лет вы собираетесь пожать руку вашему конкуренту.