Восстать из Холодных Углей

Хейс Роберт

Всякий раз, когда мы останавливались, я падала. Всякий раз, когда я падала, кто-нибудь меня бил. На несколько часов мы остановились недалеко от Джанторроу, и я заработала немало новых синяков. Я мельком увидела Хардта, он горбился, из раны на голове у него текла кровь, левый глаз заплыл и закрылся. Мы на мгновение встретились взглядами, и я почувствовала, что стала немного выше ростом. Затем кто-то меня ударил, и вместо этого я оказалась на земле. Когда ты привязана к лошади и она начинает двигаться, ты тоже начинаешь двигаться. Разумно выбирать самому, особенно когда входишь в город с мощеными улицами.

Новость о моем прибытии широко распространилась. Жители Джанторроу кричали и насмехались, некоторые даже бросали в меня

чем попало. Я получила камнем по лицу, упала на землю и с трудом поднялась на ноги прежде, чем веревка натянулась. Их ненависть ко мне казалась несоразмерной. Мои действия не могли так сильно повлиять на жителей Джанторроу, но, полагаю, в этом и не было необходимости. Возможно, обо мне говорили неправду, сообщали новости, которые превратили меня в деспота-захватчика. Возможно, они вообще не слышали обо мне, но ухватились за возможность выплеснуть на меня бездумную ненависть. Иногда люди бывают такими: они радуются страданиям других, часто это способ забыть о своих собственных. Я безропотно переносила нападки, но внутри меня снова разгорелись ненависть и гнев.

Сссеракис хранил полное молчание. Я больше не мешала своему ужасу манипулировать моей тенью, но он каким-то образом исчез. Я даже не чувствовала его внутри. Это огорчало меня гораздо больше, чем те дураки, которые выкрикивали в мой адрес язвительные замечания.

В конце концов, мы подъехали к воротам самого дворца. Там мы остановились. Я упала, и кто-то ударил меня по почкам. Как будто мое положение было недостаточно плохим; удар по почкам еще больше усугубил проблему. Хотя, должна признаться, моя гордость немного возросла. Я решила, что я достаточно важна, чтобы заслужить аудиенцию у самого императора, прежде чем они займутся мной по-настоящему. Я тогда еще не понимала правды.

Фельдмаршал снова повернулся ко мне. Он не улыбался, как могли бы сделать некоторые, но в его глазах было дикое удовлетворение, смешанное с некоторой жалостью. Мало что вызывает во мне такую вспышку гнева, как жалость.

Ворота были открыты, и меня пропустили внутрь, причем одновременно и толкали, и тащили. Королевский дворец Террелана величественное, широко раскинувшееся сооружение, расположенное на высоком холме в центре города; из него открывается вид на Джанторроу. Это чудо из сверкающего камня, витражей и башен. Самая высокая башня, похожая на темно-серый монолит, возвышается в центре дворца и на ее вершину ведут сто отполированных белых ступенек. Императорская башня. Говорят, что с крыши он мог видеть весь Джанторроу. Впечатляющий вид на его империю. Я предположила, что они поведут меня именно туда, чтобы унизить перед своим правителем. Вместо этого меня потащили в сторону, подальше от башни, к приземистому, уродливому зданию, которое выглядело неуместно среди великолепия дворца. Но здание имело вполне подходящий вид. Солдаты подтолкнули меня к темнице. К Красным камерам. Я попыталась оглянуться, пытаясь найти Хардта, но получила удар по голове. Тогда мое достоинство окончательно исчезло.

Меня повели в темноту, освещенную лишь мерцающим светом фонаря, и вниз, в глубины. Это было похоже на возвращение домой. Избитую и закованную в цепи, меня увели глубоко под землю, лишили моей магии, и впереди меня ждали только пытки и смерть. Круг замкнулся. Но, в отличие от Ямы, в Красных камерах не было большой пещеры, не было ни струпьев, ни рытья, ни грубо обтесанных стен, ни выброшенных инструментов. Внизу были лестницы, упорядоченные коридоры с дверями на равном расстоянии друг от друга и крики. Некоторые из них были воплями проклятых, людей, давно лишившихся рассудка, а другие были вызваны настоящей болью, вызванной пытками в руках опытных профессионалов. Вскоре я начала добавлять свои собственные крики к какофонии, и они никогда не вырывались из моего горла добровольно.

Фельдмаршала не было, но солдаты, которые вели меня, обращались со мной не менее грубо, и они даже отвели меня в сторону,

чтобы в последний раз поколотить, прежде чем, наконец, затолкать в мой новый дом. В пользу руки из твердого камня, можно сказать одно: хорошо защищает жизненно важные органы, когда ты сжимаешься в комок от ударов. В конце концов, они открыли дверь и втолкнули меня внутрь, захлопнув дверь за мной. Я привалилась к стене и не стала вставать. Я даже не была уверена, что смогла бы это сделать. Казалось, что-то сломано внутри, возможно, ребро, и боль была такой мучительной, что даже неподвижное лежание не давало передышки. Темнота была полной, и Сссеракис не давал мне возможности видеть в темноте. Я закрыла глаза и нашла хоть какое-то спасение в забытьи сна.

Я проснулась от того, что свет проникал в мою камеру через маленькое отверстие в двери на уровне головы. Впервые я смогла ясно увидеть свой новый дом, и, честно говоря, я жила в лучших местах. Моя камера была не больше шкафа, и, несмотря на мой маленький рост, я не могла полностью вытянуться ни в каком направлении, если только не стояла. В одном углу находилось ведро, и я была уверена, что большая часть неприятного запаха исходила оттуда, а надо мной висела веревка, завязанная в петлю. Вот и все, в камере больше ничего не было, кроме меня и моей боли. Ни окна, ни раскладушки, ни ветхого одеяла, под которым можно было бы спать, ни даже соломы, чтобы защитить меня от холодного каменного пола. В этой камере все было сделано для того, чтобы петля казалась более соблазнительной.

Что-то промелькнуло перед отверстием в двери и заслонило свет. На мгновение я увидела устремленные на меня взгляды, а затем услышал звук поворачивающегося в замке ключа. Затем дверь распахнулась. Хлынувший внутрь свет почти ослепил меня, несмотря на то что был тусклым, и я еще сильнее прижалась к стене, прикрывая глаза здоровой рукой и постанывая от боли, когда мое тело напомнило мне, что у меня сломано ребро.

В камеру, прихрамывая, вошла фигура и встала между мной и дверью. Я узнала резкие черты лица и блестящие черные волосы, а также черную униформу с золотым шитьем. Меня навестила Прена Нералис. На бедре у нее висел новый меч, простая вещь из серебристой стали, в которой не было ни величия, ни силы, которыми блистал прежде Никогде. Я попыталась издевательски рассмеяться, но у меня вырвался кашель, который сотряс мое тело новой болью. Прена ничего не сказала, только посмотрела на меня холодными, суровыми глазами, ее рука покоилась на рукояти меча.

Через дверь прошла вторая фигура, шире Прены и немного ниже ростом. На лице мужчины играла опасная улыбка, которую подчеркивала темная борода с проседью. На нем был красивый костюм из красного на черном, при нем не было никакого видимого оружия, и он шел как человек, ответственный за все. Люди, облеченные властью, двигаются так, как будто весь мир вращается вокруг них. Они ожидают, что любой уберется с их пути, поэтому идут, не проявляя ни беспокойства, ни уважения окружающих. За эти годы я знала многих таких людей и ненавидела всех, кроме одного.

— Рад, наконец-то, познакомиться с тобой, Эскара Хелсене, — сказал мужчина голосом, похожим на потрескивание огня в камине, в котором тепло и свет скрывали опасный жар пламени. — Я уже довольно давно много о тебе слышал.

— Должно ли меня волновать, кто ты такой? — Мой голос превратился в хриплое карканье, и я почувствовала вкус крови на губах.

— О да. — Эта улыбка и то, как он смотрел на меня… при воспоминании об этом у меня по сей день мурашки бегут по коже. Он глядел как нищий, который смотрит на банкетный стол, не в силах решить, какое лакомство пробовать первым. Я ненавидела то, как он смотрел на меня, так же сильно, как и самого этого человека. — Мы с тобой не в ладах, пока ты жива. Ты была моим врагом, моим пленником, моей добычей, занозой в заднице. Прена просто вышла из себя, когда я отдал приказ оставить тебя в покое.