Восточные славяне в VI-XIII вв.

Седов Валентин Васильевич

Со II–III вв. зарубинецко-почепские культурные элементы инфильтруются в северо-восточном направлении из Подесенья в бассейн верхней Оки. В культуре верхнеокских племен появляются совершенно новые элементы, генетически не связанные с местными древностями. Таковы глиняные сосуды с черной или коричневой лощеной поверхностью. Эти сосуды связаны с деснинской керамикой и по формам, и по фактуре. В частности, миски всех типов, безусловно, возникли в результате прямого развития деснинско-почепских или под их воздействием.

Наземные дома столбовой конструкции с прямоугольными или овальными котлованами, известные по раскопкам на городище и селище близ с. Мощины, имеют ближайшие аналогии на памятниках почепской культуры Подесенья.

Все эти материалы свидетельствуют о формировании мощинской культуры в условиях взаимодействия местной верхнеокской культуры с пришлыми элементами из Подесенья (Никольская

Т.Н., 1966, с. 9–16; Седов В.В., 1970б, с. 42–44).

Вопрос о происхождении курганного погребального обряда у мощинских племен остается открытым. В IV–VII вв. регион мощинской культуры был изолированным островком, где население хоронило умерших в курганах. Около VI в. курганы стали сооружать и племена, расселившиеся в бассейнах озер Псковское и Ильмень, но, судя по совершенно отличному строению этих насыпей, они появились независимо от мощинских. В IV–V вв. ближайшими к мощинскому региону были курганы на современной территории Литвы, но и они характеризуются специфическими особенностями, отсутствующими в погребальных памятниках типа Шаньково-Почепок.

Слабая изученность археологических памятников I тысячелетия н. э. в средней полосе Восточной Европы была причиной того, что долгое время исследователи относили мощинские древности к славянам вятичам (Третьяков П.Н., 1941, с. 48, 49; 1953, с. 239, 240; Никольская Т.Н., 1959, с. 57). В 60-х годах, после интенсивных полевых работ по изучению археологических памятников Поднепровья и верхней Оки, стало очевидным, что мощинскую культуру, существенно отличающуюся по всему облику от позднейших славянских древностей, невозможно относить к славянскому населению. Вятичские древности VIII–X вв., сменившие на Оке мощинскую культуру, генетически не связаны с ней. Исходя из этого, можно утверждать, что рассматриваемая культура оставлена дославянским населением.

Древняя гидронимика верхнего бассейна Оки свидетельствует, что до славянского освоения этот регион принадлежал балтоязычным племенам (Седов В.В., 1971а, с. 99–113). В археологическом отношении мощинская культура стоит в одном ряду с синхронными верхнеднепровскими культурами балтского населения. Поэтому племена мощинской культуры были отнесены к балтам (Никольская Т.Н., 1966, с. 15, 16; Седов В.В., 1970б, с. 42–44). П.Н. Третьяков, основываясь на том, что мощинская культура формировалась при участии зарубинецких (по его мнению, славянских) племен, одно время допускал смешанный балто-славянский облик ее носителей (Третьяков П.Н., 1966, с. 294–296). Однако позднее этот исследователь признал, что мощинские племена нужно отнести к балтским и считать «наиболее восточной их группировкой. Об этом свидетельствуют их домостроительство, погребальная обрядность, украшения, в частности вещи, инкрустированные цветной эмалью» (Третьяков П.Н., 1970, с. 60).

Таким образом, вопрос об этнической принадлежности мощинских племен можно считать решенным. Известно и племенное название их. В перечне восточноевропейских племен, помещенном в «Гетике» Иордана, имеется название Coldas (Иордан, с. 89). В этнониме явно проступает голядь, известная по русским летописям. Летопись локализует это племя для XII в. на р. Протва, притоке Оки (ПСРЛ, I с. 162; II, с. 339). Общий регион расселения голяди может быть восстановлен на основе топо-гидронимов, производных от этого этнонима. Он в значительной степени совпадает с территорией мощинской культуры. По-видимому, носителем этой культуры и были голды-голядь письменных источников.

Характеристика мощинских древностей будет неполной, если не описать группу великолепных находок, украшенных разноцветной эмалью.

При раскопках Мощинского городища Н.И. Булычовым под насыпью вала был найден клад различных украшений, среди которых многие орнаментированы разноцветной выемчатой эмалью. Несколько таких же предметов обнаружено и в насыпи вала (Булычов Н.И., 1899б, с. 18–20). Среди этих украшений имеется несколько лунниц с красной эмалью, входивших в состав ожерелий вместе с бусами — стеклянными красными позолоченными и круглыми бронзовыми, а также спиральками (табл. XIV; XV). К ожерелью, очевидно, принадлежала и круглая ажурная привеска с крестовидной серединой. Десять фибул относятся к треугольным прорезным. Они разнообразны по деталям и украшены красной и голубой эмалью. Еще одна фибула была треугольно-перекладчатой и еще одна — треугольно-пластинчатой. К нагрудным украшениям относятся прорезная

бляха, покрытая красной и голубой эмалью, трапециевидные привески и цепочка из фигурных звеньев, покрытых красной и голубой эмалью. Несколькими экземплярами представлены широкие браслеты с реберчатыми выступами. Эмалевые украшения на них преимущественно красного цвета, но имеется также оранжевая, голубая и синяя эмаль. От массивной подковообразной застежки с эмалевыми вставками на концах сохранился лишь обломок. Остальные предметы — пластинчатый налобный венчик, головной венок типа латгальской вайнаги, витая гривна с петлями на концах и плетеный браслет — не были украшены эмалью.

Предметы с выемчатой эмалью такого же облика, как в мощинской коллекции, известны на широкой территории от Юго-Восточной Прибалтики до Волго-Окского бассейна и Среднего Поднепровья (карта 5). Это фибулы, застежки, подвески, бляхи и другие украшения единого стиля, сделанные преимущественно из бронзы и имеющие гнезда-выемки, заполненные эмалью разных цветов — красного, синего, зеленого, голубого и белого.

Первая сводка находок предметов с выемчатой эмалью в Восточной Европе была составлена А.А. Спицыным (Спицын А.А., 1903в, с. 149–192). Последующие находки на территории, анализируемой здесь, публиковались Д.Я. Самоквасовым (Самоквасов Д.Я., 1915а, с. 3–5; 1915б, табл. I, а), Н.Е. Макаренко (Макаренко М., 1928, с. 93), А.М. Тальгреном (Tallgren А.М., 1937, pl. 7, 10), Е.А. Калитиной (Калитина Е.А., 1941, с. 39), В.А. Ильинской и А.И. Тереножкиным (Ильинская В.А., Тереножкин А.И., 1955, с. 145–149), С.А. Изюмовой (Изюмова С.А., 1958, с. 203, 204), Е.А. Покровской и Р.А. Юрой (Покровская Е.А., Юра Р.А., 1962, с. 92, 93), Л.В. Артишевской (Артишевская Л.В., 1963, с. 95, рис. 6, 3), И.К. Фроловым (Фролов И.К., 1969, с. 271–274), Л.Д. Поболем (Pobol L., 1972, s. 115–138) и другими. В 1978 г. опубликован свод предметов с выемчатыми эмалями, составленный Г.Ф. Корзухиной (Корзухина Г.Ф., 1978).

И.И. Толстой и Н.П. Кондаков относили предметы с выемчатыми эмалями мощинского типа к III–IV вв. (Толстой И.И., Кондаков Н.П., 1890, с. 102) и видели в них славянские украшения. А.А. Спицын датировал эти украшения VI–VIII вв. и полагал, что в основе мощинских предметов лежат позднеримские провинциальные эмали (Спицын А.А., 1903в, с. 192). Исследователь считал, что мощинские эмали изготавливали днепровские и донские аланы. Л. Нидерле также датировал их VI–VII вв., но утверждал, что центром изготовления восточноевропейских предметов с выемчатыми эмалями была Прибалтика (Niederle L., 1904, s. 541). Некоторые исследователи (И.Р. Аспелин, Де Бай) относили эти изделия к готам.

Среднеднепровскую группу предметов с выемчатой эмалью анализировал Б.А. Рыбаков в связи с историей древнерусского ремесла. Он датировал эти украшения IV–V вв. и полагал, что местом их производства было Среднее Поднепровье. Расцвет производства эмалей падает на послеготское время, поэтому связывать их с готами нет никаких оснований (Рыбаков Б.А., 1948, с. 46–57).

Неоднократно обращался к бронзовым украшениям с выемчатой цветной эмалью Х.А. Моора (Moora Н., 1934, s. 75–90; 1938, s. 100–116; Моора X.А., 1958, с. 27, 28). Он показал, что исходной территорией этой группы предметов были галиндо-судавские земли, в которых изделия с эмалью появляются на рубеже I и II вв. Из Мазурии эти украшения распространялись в другие области, заселенные балтскими племенами. Картографирование предметов с эмалью на территории Восточной Европы позволило Х.А. Моора отнести эту группу украшений к типично балтским. Лишь единичные предметы с эмалью от восточных балтов проникли к соседним финским племенам и славянам.

Дальнейшие изыскания подтвердили вывод Х.А. Моора о балтской атрибуции предметов с выемчатой эмалью. Действительно, эти изделия весьма распространены в областях, заселенных в середине I тысячелетия н. э. различными племенами балтов, постоянно встречаются на поселениях и в могильниках балтоязычного населения. Поэтому их нужно рассматривать как украшения, характерные для культуры древних балтов (Третьяков П.Н., 1966, с. 271; Седов В.В., 1970б, с. 48–53).