Восток в новейший период (1945-2000 гг.)

Коллектив авторов

Во внешней политике в рамках программы «новый порядок» была сделана попытка соединить глубокую экономическую зависимость от Запада, авторитаризм во внутренней политике, яростный антикоммунизм в идеологии и политической практике с национализмом развивающейся нации, гегемонизмом, традиционным для Индонезии, стремлением к равноудаленности от двух противостоящих друг другу военно-политических блоков. Правящая элита считала сближение с Западом необходимым, но видела его пределы, понимая, что Запад не считает Индонезию равноправным партнером с собственными национальными целями и интересами. Индонезия сохранила членство в движении неприсоединения, где новые лидеры заняли позиции «правее центра».

Руководство страны, осуществляя программу «новый порядок», стремилось доказать предсказуемость

своей внешней политики. Как писал в 1968 г. министр иностранных дел Адам Малик, он видел своей задачей «возвратить утраченное доверие не обещаниями, а доказательствами того, что Индонезия является надежным партнером как в политических, так и в экономических вопросах». В 1966 г. была прекращена антималайзийская кампания, которая перестала быть нужной пришедшей к власти армии. 8 августа 1967 г. Индонезия вместе с Малайзией, Сингапуром, Таиландом и Филиппинами подписала декларацию о создании Ассоциации государств Юго-Восточной Азии (АСЕАН) с целью «совместных начинаний для ускорения экономического и культурного развития и социального прогресса», а также для содействия региональному миру и стабильности «путем уважения к справедливости и правопорядку в этом районе». Довольно скоро обозначилось негласное доминирование Индонезии в этой организации, хотя Джакарта всячески избегала подозрений в региональном гегемонизме. В сентябре 1966 г. страна восстановила членство в ООН.

В этот период резко ухудшились отношения с Китаем. Великодержавная и одновременно ультрареволюционная политика тогдашнего маоистского руководства КНР наложилась на антикоммунизм режима «новый порядок», а близость позиций компартий Индонезии и Китая в начале 1960-х годов послужила искомым поводом для враждебности.

Западные страны в 1970-1980-х годах видели в Индонезии в первую очередь оплот борьбы против коммунизма в Юго-Восточной Азии, закрывая глаза на авторитаризм режима и его кровавые расправы с оппонентами. Но даже в худшие годы репрессий Индонезия сохраняла отношения с КНДР, Демократической Республикой Вьетнам и не установила связей с Сайгоном. Со временем Джакарта стала склоняться к определенному уровню политического взаимодействия с ДРВ, что было связано с ухудшением вьетнамско-китайских отношений.

При подстрекательстве американской администрации Индонезия в 1975–1976 гг. оккупировала и присоединила территорию бывшей португальской колонии Восточный Тимор, что было крупнейшей ошибкой внешней политики страны. Большинство тиморцев не приняло этого акта. Возник очаг вооруженной борьбы, закончившейся уже после падения «нового порядка» поражением Индонезии. Неспособность правящей армии решить проблему Восточного Тимора способствовала дискредитации вооруженных сил и режима в целом.

В середине 1980-х годов во внешней политике Индонезии наметилась тенденция к более отчетливой диверсификации международных связей. С 1986 г. начинается постепенное восстановление отношений с КНР. В 1989 г. Сухарто нанес официальный визит в СССР, где проявлял подчеркнутое дружелюбие.

Прекращение существования одного из двух военно-политических блоков с распадом Советского Союза в определенном смысле ослабило внешнеполитический потенциал Индонезии, которая лишилась возможности маневрировать между двумя центрами силы в условиях биполярного мира. В стране росло недовольство давлением Запада, активно использовавшего с этой целью проблему прав человека. Раздражение Вашингтона вызвала попытка Джакарты вслед за Малайзией нарушить монополию Запада в оснащении вооруженных сил Индонезии: в 1997 г. было заключено соглашение о поставках авиационной военной техники из России на сумму около 1 млрд. долл. (в то время сделка не была осуществлена из-за начавшегося финансово-экономического кризиса).

При несомненных экономических успехах были у страны и серьезные слабости. Важнейшей из них был стремительный рост внешней задолженности, в том числе и краткосрочной. В 1995 г. внешний долг достиг 101,8 млрд. долл., а к 1998 г. он возрос до 133 млрд., из которых 2/3 подлежали погашению в течение 12 месяцев. Немало уязвимых мест имела банковская система, страдавшая, в частности, от коррупции и фаворитизма, разъедавших власть.

Финансово-экономический кризис,

поразивший страны Юго-Восточной Азии с середины 1997 г., отразился на Индонезии более болезненно, чем на всех ее соседях. Экономический рост, составивший 8 % в 1996 г., упал до 4,9 % в 1997 г. и сменился спадом 13,7 % в 1998 г. Как писала одна джакартская газета, «кризис уходит корнями в коррупцию, закулисные сделки на высшем уровне, непотизм и фаворитизм, со временем подточившие основы нашей экономики». Иначе говоря, кризис был усугублен политическим фактором: отсутствием общественного доверия к власти. Катастрофически падал курс национальной валюты (рупии), что вело к резкому снижению жизненного уровня населения, особенно городских жителей. Началось бегство капиталов из страны.

Авторитаризм обернулся самой уязвимой стороной: ни одна политическая сила не хотела делить с режимом ответственность за происходящее. С середины 1997 г. в обществе все более открыто обсуждалась целесообразность смены президента. Но Сухарто вновь согласился на выдвижение своей кандидатуры, а Конгресс в марте 1998 г. в седьмой раз избрал 77-летнего генерала главой государства.

Отмена кабинетом в апреле 1998 г. по требованию Международного валютного фонда субсидий на электроэнергию и энергоносители вызвала скачок цен и антиправительственные выступления в городах (деревня от кризиса страдала меньше, а в ряде случаев выигрывала от удорожания импорта и роста денежных доходов от экспорта некоторых сельскохозяйственных культур). Демонстранты требовали отставки президента, беднота громила торговые центры и банки, принадлежавшие этническим китайцам и членам семьи Сухарто. Армия и полиция вели себя в целом нейтрально, пока не возникла угроза, что ли черство в антисухартовском движении захватят мусульманские организации. После того как генералитет отказал ему в поддержке. Сухарто 21 мая 1998 г. ушел в отставку, передав свой пост вице-президенту Б.Ю. Хабиби.

Развитие политической культуры индонезийского общества в течение более 30 лет тормозилось авторитаризмом и культом государственного насилия. Огромный заряд социального возмущения и мести накопился в недрах общества. По крайней мере частично этим объяснялась осторожность нового президента в подходе к осуществлению необходимых реформ. Престиж власти, ее эффективность были катастрофически подорваны, и Хабиби должен был с этим считаться, понимая в то же время, что без радикальных политических реформ страна не выйдет из кризиса. Но он был выдвиженцем Сухарто, и многолетняя близость к бывшему президенту априори лишала его доверия общества.

В оппозицию Б.Ю. Хабиби встали крупнейшие мусульманские организации «Нахдатул Улама» во главе с А. Вахидом и «Мухаммадья», возглавлявшаяся А. Раисом, а также Демократическая партия Индонезии, борющаяся — ДПИ(б), лидером которой была М. Сукарнопутри. Был снят запрет на создание новых партий, освобождены политические заключенные, на 7 июня 1999 г. назначены парламентские выборы. Был принят закон, по которому регионы получили право оставлять себе 15 % доходов от экспорта нефти, 30 от натурального газа, 80 — от других полезных ископаемых и леса, 20 % суммы собранного подоходного налога и не менее четверти других федеральных налогов. Одновременно была перераспределена ответственность за финансирование социальной сферы. Жизнь показала, однако, что местная элита была не готова к этой реформе, и наряду с несомненными положительными результатами она дала «децентрализацию коррупции».

На выборах 7 июня оспаривалось 462 мандата, еще 38 мест выделялось для депутатов от вооруженных сил, квота которых была сокращена по сравнению с выборами 1997 г. и подлежала полной ликвидации с 2004 г. Почти треть голосов (153) получила ДПИ(б), примерно столько же в сумме мусульманские партии. Из них лишь немногие выступали в ходе кампании с позиций исламизма. Около четверти избирателей поддержали Голкар.

Б.Ю. Хабиби был вынужден провести на Восточном Тиморе, где после отставки Сухарто положение еще более обострилось, референдум о будущем территории. Этот единственно возможный в той ситуации шаг навлек на президента критику оппозиции и недовольство армии. На референдуме 30 августа 1999 г. 78 % взрослых тиморцев проголосовали за независимость.