Восток в огне
Шрифт:
– Некоторые солдаты расквартированы в частных домах.
– Бормотание прекратилось. Теперь он завладел их вниманием. Учитывая, что солдаты были подвержены бессмысленным разрушениям, воровству, дракам и насилию над женщинами, размещение войск всегда было крайне непопулярно.
– Чтобы войска могли быстро добраться до своих постов, расквартирование должно быть расширено. Могут пострадать здания во вторых кварталах от западной стены и в первых кварталах от других стен. Владельцам зданий будет выплачена разумная компенсация.
– наступила тишина. Члены совета были крупными собственниками. При условии, что они смогут держать солдат подальше
– Кроме того, караван-сарай у Пальмирских ворот будет занят военными. Компенсация будет выплачена городу.
Солнечный свет лился в комнату из двери позади Баллисты. Пылинки кружились в золотистом воздухе. Максим и Ромул вошли и встали позади него.
– Девятьсот наемников трех стражей караванов будут сформированы в три нумера, иррегулярных подразделения римской армии. К ним присоединится такое же количество призванных граждан. Войска будут оплачиваться из военной казны. Их командиры будут иметь звание и получать жалованье префекта.
– Ярхай ухмыльнулся. Двое других пытались выглядеть так, как будто все это было благородным самопожертвованием, причем Огелосу это удавалось гораздо успешнее, чем Анаму. Это была неожиданная удача: их частные армии должны были увеличиться вдвое и оплачиваться государством.
– Существует острая потребность в рабочей силе. Все трудоспособные рабы мужского пола – а по нашим оценкам, в городе их насчитывается не менее 2500 – будут реквизированы в трудовые бригады. Их будет недостаточно. Около 5000 граждан также будут призваны в трудовые отряды. Некоторые профессии получат бронь. Кузнецы, плотники, стрельники и лукоделы будут освобождены от участия в трудовых бригадах, но будут работать исключительно на военных. Совет составит необходимые списки.
– Трое стражей караванов ничем не выдали себя, но за их спинами другие советники воскликнули с едва сдерживаемым гневом. Они должны были организовать отправку большого числа своих сограждан на рабский труд
– Эти трудовые бригады помогут войскам вырыть ров перед западной стеной пустыни и построить перед ней гласис, земляной пандус. Они также помогут построить контргласис за стеной.
– "Вот так", - подумал Баллиста, бессознательно дотрагиваясь до рукояти своей спаты.
– Чтобы освободить место для контргласиса, внутреннего земляного пандуса, рабочие бригады помогут снести все здания в первых кварталах от западной стены, - на мгновение воцарилась ошеломленная тишина, затем люди сзади начали кричать в знак протеста. Несмотря на нарастающий шум, Баллиста двинулся дальше.
– Трудовые отряды также помогут войскам снести все гробницы в некрополе за стенами. Их щебень будет использован в качестве засыпки гласиса, - подытожил дукс.
Гам. Почти все члены совета были на ногах, крича: "Боги покинут нас, если мы снесем их храмы… Вы хотите, чтобы мы поработили наших собственных граждан, разрушили наши собственные дома, осквернили могилы наших отцов?' Вопли о святотатстве эхом отражались от стен.
Тут и там виднелись изолированные островки спокойствия. Ярхай все еще сидел, его лицо было непроницаемым. Анаму и Огелос были на ногах, но после первых восклицаний они замолчали и задумались. Волосатый христианин все еще сидел, улыбаясь своей блаженной улыбкой. Но все остальные члены совета были на ногах и кричали. Некоторые издевались, размахивали кулаками, были в ярости.
Перекрывая шум, Баллиста крикнул, что отныне, для удобства общения, протоколы его решений будут вывешиваться на агоре.
Он повернулся и, прикрывая спину Максимом и Ромулом, вышел на солнечный свет.
Глава 10
Баллиста счел за лучшее дать городскому совету время успокоиться. Сирийцы были печально известны тем, что действовали и говорили сгоряча, и не было никакого смысла в обмене резкими, необдуманными словами. В течение следующих двух дней он оставался в военном квартале, планируя оборону города со своими высшими офицерами.
Ацилий Глабрион страдал от потери 120 своих лучших легионеров, отправленных в артиллеристы. И хотя они не присутствовали, несомненно, Глабриону было неприятно думать о том, что Ярхай, Анаму и Огелос, очередные, по его мнению, варвары-выскочки, вдруг стали офицерами римской армии. Он скрылся под нечитаемой маской патрицианского безразличия. И все же остальные усердно трудились. Турпион старался вовсю, Мамурра, как обычно, был уравновешен и рассудителен, а Деметрий, как и следовало ожидать, казался менее рассеянным. Постепенно, в результате их обсуждений, в голове Баллисты начал формироваться план – какие участки стены будут охраняться какими подразделениями, где они будут размещены, как к ним будут доставляться припасы, где будут размещены немногие – очень немногие – резервы.
Вопросы более приземленного уровня также требовал его внимания. Был созван военный трибунал для суда над солдатом XX Когорты, которого обвинили в изнасиловании дочери его домовладельца. Его защита была слабой: "Ее отец был дома, мы вышли на улицу, она говорила "да" до тех пор, пока ее голая задница не коснулась земли". Его центурион, однако, дал ему исчерпывающую характеристику. Что еще более уместно, двое контуберналов (товарищей по контубернию, аналогу отделения, проживавшему в одной палатке - прим. перев.) солдата поклялись, что ранее девушка добровольно занималась сексом с солдатом.
Мнения членов трибунала разделились. Ацилий Глабрион, само воплощение республиканской добродетели, был за смертную казнь. Мамурра проголосовал за снисхождение. В конечном счете, решение было за Баллистой. В глазах закона солдат был виновен. Вполне вероятно, что его контуберналы его покрывали. Баллиста неохотно оправдал солдата: он знал, что не может позволить себе потерять даже одного обученного бойца, не говоря уже о том, чтобы злить его товарищей.
Его занимало другое судебное дело. Юлий Антиох, солдат вексилляции IIII Скифского, из центурии Александра, и Аврелия Амимма, дочь Аббуи, жителя Арета, разводились. Дело было не в любви, речь шла о деньгах, письменные документы были двусмысленными; свидетельские показания - диаметрально противоположными. Не было никакого очевидного способа определить истину. Баллиста решил дело в пользу солдата. Он знал, что его решение было скорее целесообразным, чем справедливым. Империум развратил его, а справедливость вновь сослали в ссылку на остров посреди моря.
На третье утро после встречи с советом Баллиста счёл, что прошло достаточно времени. Советники уже должны были успокоиться. Какими бы непостоянными ни были все сирийцы, вполне возможно, что они даже приняли образ мыслей Баллисты. Да, он разрушал их дома, осквернял их могилы и храмы, лишал их свободы, но все это было во имя высшей свободы – высшей свободы подчиняться римскому императору, а не персидскому царю. Баллиста улыбнулся иронии. Плиний Младший лучше всего выразил римскую концепцию свободы, libertas: ты приказываешь нам быть свободными, и мы будем.