Восток. Запад. Цивилизация
Шрифт:
– Надеюсь, они нас не сожрут.
Смешной.
Я поворачиваюсь не к нему, а к тому, другому… Он ярко-ярко синий, словно покрыт драгоценными перышками зимородка. И кажется, еще не понимает, что происходит.
Никто не понимает.
Кроме того, что мы связаны. От сотворения мира. От… слов, неосторожно произнесенных в старом храме. От крови, которая стала даром.
И то, чем бы оно ни было, тенью ли Творца, божеством ли, чем-то совсем-совсем непонятным, стало свидетелем клятвы.
Я рыкнула.
И
Громкий рев сотряс землю, подстегивая. Ну же, выше.
И быстрее.
Туда, к ветру, который зовет погулять. К небесам. К миру, который удивителен, а главное, что огромен. И в нем точно хватит места для двух драконов.
Эдди успел отпрянуть, когда тяжелая драконья туша с неожиданным изяществом оторвалась от земли. Распахнулись крылья-паруса. Запахло раскаленным металлом.
– Это совершенно ненаучно, – произнес Бертрам. – Они слишком велики для полета. Тяжелы. И вообще, как он крылья-то распахнул?
– Вернется, и спросишь. – Эдди опустил дудку.
Сил не осталось.
Точнее, осталось что-то. Чтобы стоять. Смотреть на небеса, в которых кружатся два дракона, поднимаясь выше и выше.
– Теперь, как понимаю, проклятье ему не грозит? – уточнил Сент-Ортон, во взгляде которого восторг мешался с вполне понятной завистью.
– Тебе тоже. – Виктория Орвуд отерла дудку. – Я его окончательно… того.
– Тогда вы тем более обязаны выйти за меня замуж.
– С чего бы?
– Вы меня спасли!
– Я не нарочно.
– И лишили любимого проклятья! Я к нему, можно сказать, почти привык…
– Знаешь, – задумчиво произнесла Эванора. – Заносчивым засранцем он нравился мне как-то больше. Ой…
– Согласен.
– Я и другое повесить могу! – предупредила Виктория.
– Это будет не таким любимым, но я согласен.
– На что?!
– На все!
– Бертрам! Он ко мне пристает…
– Я с серьезными намерениями!
Балаган.
Полнейший.
И драконы в придачу. И главное, спрятать их не выйдет. Ишь, носятся… Милисента вроде как убегает, но не так, чтобы совсем уж убежать. Она тоньше. Изящней. И какая-то хрупкая, что ли. Почти как та женщина, которую Эдди держит.
Держит и выпускать не собирается.
Он перевел взгляд на ее макушку. Волосы опять растрепались, и в прядках запуталось перышко. Синее и яркое. Настоящее.
– Станешь моей женой? – тихо спросил Эдди.
Она вздрогнула и обернулась.
– Правда, я не то чтобы хороший вариант. И ты наверняка можешь найти кого-нибудь получше, но…
– Дурак. Шаман и дурак – плохо. – Мальчишка-сиу, до того сидевший настолько тихо, что про него Эдди и вовсе запамятовал,
Эдди протянул.
И костяной клинок вспорол кожу.
– Ты. Тоже. Если хотеть.
– Это не обязательно… – С руки катились капли крови. На траву. И кажется, Эдди понял. И не только он. Эва также молча протянула ладошку. И не поморщилась, когда клинок отворил кровь и ей.
– Вот так. – Сиу вытер древний артефакт пучком травы и сунул за пояс. Кого другого Эдди предупредил бы, что и порезаться недолго.
Эдди сжал нежную девичью ладонь.
И осторожно поцеловал.
– Я согласна, – тихо произнесла Эва.
Не ему, кому-то, кто смотрит на них с той стороны, кому-то несоизмеримо более древнему, чем Эдди, некромант и драконы. И даже чем тот, что остался на Изнанке.
– Отныне я твой муж.
И их услышали.
Эдди… ощутил присутствие. Да и не только он. Тихо и тяжко вздохнул Бертрам, заметив:
– Император будет недоволен.
В задницу императора. И вообще…
В поднебесье на фоне черного-черного неба распустился огненный цветок. Это было даже красиво…
– И отец… маменька… К слову о родителях: клятвы клятвами, но от нормальной свадьбы вы не отвертитесь.
Пусть.
Две недели спустя
А платье получилось красивым.
Оно выглядело еще лучше, чем там, в мастерской. Не знаю, что уж с ним сделали, но шелк будто ожил. Он мерцал, переливался, и даже я сама начинала казаться себе красивой.
Особенно если смотреться не в зеркало, а в глаза моего мужа. Правда.
– А я опять проголодался. – Чарльз поспешно сунул за щеку кусок шоколада. – Это долго так будет? У меня такое чувство, что я только и делаю, что ем! Ем, ем и ем.
Ну да, дракона прокормить нелегко.
Но он пытается.
– Не знаю, но нам уже пора. – Я провела ладонями по платью. И вовсе я не боюсь. И не дрожу. И…
– Погоди. – Он вытер руки платком и вытащил из кармана мешочек. – Я… надо было в шкатулку, чтобы сообразно статусу и все такое, но только вчера Эдвин принес. В качестве извинения.
Извиняться эта сволочь высокородная будет еще долго.
Ну…
Нет, я уже не злюсь. Не настолько, чтобы хотелось стукнуть Эдвина по белобрысой макушке, но и не так, чтобы совсем уж простить. В конце концов, он Чарльза во все это втравил.
На цепочке смутно знакомой, удивительно тонкого плетения, висел камень. Крупный камень. Ярко-красный. Ограненный в форме сердца. Сила внутри него билась, дрожала огоньком, отчего казалось, что камень этот пульсирует, как самое настоящее сердце.