Вот мы и встретились
Шрифт:
У мойки, опершись ладонью, хлюпала носом, собирая слёзы в фартук, доктор медицинских наук и профессор. На шум заглянул отец и тут же спрятался за дверью, чтобы никто не увидел мужских слёз.
– Ладушки, родной, ладушки, - еле выговорила, задыхаясь от рёва, нашедшаяся мать и стала жадно целовать найденного сына. – Мы всегда будем вместе, - пообещала, веря раненой душой в сиюминутное обещание. Не выпуская из объятий мальчугана, с трудом поднялась и заходила в волнении по кухне, натыкаясь на углы мебели и не видя ничего из-за слёз.
– Идите-ка в детскую, - подсказала бабушка, и сама пошла впереди.
Детской оказалась комната Марии Сергеевны, в ней практически ничего не изменилось, только появились разнообразные
– Смотри, сколько игрушек! – вытянул малыш ручонку, показывая, и наклонился так, что ей пришлось присесть на корточки и ссадить его, чтобы не упал. Он резво побежал в угол, схватил за кабину угрожающий авторакетоносец, заспешил обратно к не успевшей подняться матери и снова схватился одной рукой за её шею. У него уже выработался недетский опыт в том, что мать нельзя выпускать из рук, иначе она опять исчезнет. Не удержавшись от толчка, Мария Сергеевна шлёпнулась задом на пол. Тогда он, утвердив её посреди комнаты, высвободился и опять побежал к игрушкам. – Смотри, вертолёт! Он летает как настоящий! – вернулся с игрушкой к надёжной шее. – Хочешь, я тебе его подарю? Я тебе все игрушки подарю, ладно?
Она прижала его к груди, больно оцарапавшись о лопасть настоящей винтокрылой машины, и согласилась:
– Конечно, хочу. Они будут и твои, и мои, ладушки?
– Ага, - ответил он. – А ещё у меня есть книжки с картинками. Ты любишь читать?
– Сашенька, - вмешалась бабушка, с печалью наблюдавшая за ними, - тебе пора спать. Ложись, а она тебе почитает.
– Ладушки, - согласился мальчонка и засмеялся, повторив запомнившееся слово матери, - про Буратино, хорошо? – попросил чтицу. Бабушка разобрала постель и вышла, а хозяин сам разделся, натянул пижамку и нырнул под одеяло. – Садись рядом, - похлопал ладошкой по кровати, - и читай. Это про мальчика, - объяснил ей, - которого папа Карло сделал из дерева, но ты не думай, что он игрушечный, он настоящий. – Он придвинулся поближе к ней. – Ты подержи меня за руку, пока я слушаю и сплю, ладно?
Она улыбнулась ему.
– Ладушки, - и оба засмеялись, радуясь друг другу и найденному паролю, а когда отсмеялись, малыш сделал серьёзное лицо и проникновенным голосом сказал, влюблённо глядя на неё:
– Я тебя сильно, сильно люблю.
– И я тебя, - она наклонилась, поцеловала в мягкие губки и быстро подняла голову, опасаясь, что опять не сдержит слёз.
Когда он заснул, ровно задышав и чему-то улыбаясь во сне, Мария Сергеевна осторожно поднялась и на цыпочках вышла в кухню. У стола сгорбившись и по-бабьи подперев щеку сидела профессорша, одолеваемая тяжкими мыслями о дочери. Вздохнув, встала.
– Есть будешь?
– Нет, ничего в горло не пойдёт, - отрицательно замотала головой дочь. – Водки бы?
Мать открыла дверь в соседнюю комнату, негромко позвала:
– Серёжа. – К порогу вышел отец в очках, вопросительно взглянул поверх них на женщин. – Твоя дочь требует водки.
Он ни о чём не спросил, не удивился требованию, ушёл в комнату и через полминутки вернулся с початой бутылкой спирта. Поставил бутылку на стол и поднял, сдаваясь, руки.
– Не могу: мне надо ещё кое-что прочитать к завтрашнему семинару, - и ушёл.
Мария Сергеевна сама нашла стакан, налила полстакана из бутылки, дополнила из-под крана, умело выдохнула воздух и в один приём выпила весь коктейль.
– Извини, что так получилось, - попросила прощения у матери.
Та не приняла извинения.
– Не получилось бы, если бы ты удосужилась предупредить о приезде, - и закрыла неприятную тему: - Я тебе постелю на диване. Мне тоже надо готовиться к семинару. – В дверях задержалась. – Постарайся уехать пораньше, пока он не проснулся, - и вышла.
Уехала, не прощаясь, ещё не было и шести, с тяжёлой головой и промилями, достаточными
– 14-
Ивана Всеволодовича никто, конечно, не отзывал от телефона, он сам разом прекратил бесполезный никчемный разговор, не желая притворяться, что рад её замужеству. Долго потом сидел, осмысливая случившееся и не знал, то ли радоваться, что кончилась тянущая душу привязанность к женщине, которая не хотела встреч и водила его за нос на длинном поводке, то ли обижаться на предательство ради корысти, что было вдвойне обидно. Но он не любил долго размышлять над тем, что случилось, что прошло и чего не вернёшь, не любил копаться в прошлом, пусть и совсем свежем, у него и без неё, без той единственной, предназначенной судьбой только для него, была масса неотложных дел.
Во-первых, проект по Марьинскому. Умница Николай Рябцов в темпе и грамотно закончил все трудоёмкие составительские и оформительские работы, внутренняя рабочая экспертиза прошла успешно, поправки внесены, через день намечена защита в экспедиции, а следом – выезд в Управление. Иван Всеволодович намеревался было для надёжности двинуть туда сам, но потом, подостыв, решил дать возможность Николаю самостоятельно завершить первый геологический труд, да и неудобно первооткрывателю гоношиться со своим недоразвитым геологическим дитятей, подумают тамошние коллеги, что выпячивается мужик, пыжится, не определив ещё размеры славы. А вдруг и на самом деле, во что не хотелось верить, месторождение окажется так себе, и он напрасно раздувает щёки. Пусть лучше другой, более-менее нейтральный, доказывает обратное.
Вошла Зина.
– Вот, - положила на стол два листка, густо исписанных мелким почерком, - сделала.
Это были срочные описания шлифов. Положила и повернулась, чтобы выйти и не мешать начальству думать над их общими проблемами, хотя давно известно, что чем больше начальник думает, тем хуже для подчинённых.
– Постой, - остановил её Иван Всеволодович. – Слушай, если бы ты не была замужем, пошла бы за меня?
У неё глаза сначала округлились от удивления, а потом заискрились смехом.