Вот мы и встретились

Троичанин Макар

Вера поразила Ивана Всеволодовича предмайским звонком. На стандартном уроке по Шолохову у них в классе вдруг возникла дискуссия о смысле жизни и распалилась до того, что в ход в качестве аргументов пошли учебники, рукопашные стычки и чуть ли не свалка. Разгорячённые ученики к удивлению учительницы очень близко приняли на себя тему, казалось бы, далеко отстоящую от них, ещё не вставших на рельсы практической жизни. Мнения и определения оказались самыми разбродными: тут были и карьера, и семья, и подвиг, и барахло, и власть, и слава, и ещё многое. Но всех удивил и озадачил Гуга. Он долго и сосредоточенно молчал, прислушиваясь к воплям одноклассников, и вдруг выдал: «Никакого

смысла жизни нет и никогда не было». Ребята замолчали, удивлённо уставившись на классного вундеркинда. «Как нет?» - спросил кто-то. – «Отчего же лучшие умы человечества бьются всю жизнь над установлением её смысла?» «Оттого и бьются напрасно», - отвечает, - «много тысяч лет, что его нет, потому что это всемирная тайна, самая тайная тайна человечества, которую не дано разгадать никому». Все и рты раззявили. «Вы представляете себе, что произойдёт», - продолжал он, - «если кто-то сдуру всё же разгадает ёё и протреплется вслух? Кому будет интересно тогда жить? Никому! Жизнь остановится, замрёт, не имея смысла. Так что не старайтесь, олухи, не ломайте неокрепшие мозги – смысла жизни нет, а есть только величайшая тайна жизни». Иван Всеволодович долго думал потом над замечательным открытием пацана и не мог не признать, что недоросль тысячу раз прав: смысла жизни нет, а есть только цель, у каждого разная, изменчивая, может быть, даже не одна, и ведёт к цели судьба, запечатлённая в генах, а потому – не трепыхайся и, если занесло тебя не туда, выбирайся без шума. И вообще, нет понятия смысла жизни для одного человека, оно – глобальное, для всего человечества, для всего живого. Бессмысленно разгадывать, зачем зародилась жизнь на Земле, кому и для чего она нужна, живи и радуйся жизни, вот и всё, что от тебя требуется.

Наступили майские каникулы весны, труда на дачах, в садах и огородах и забывающейся Победы. Вертолётчики, забухарив, отказались лететь до просыхания, пришлось поневоле унять трудовой зуд, подчищая огрехи на базе. Вечерами лениво, от нечего делать, просматривал материалы к диссертации, отложенной из-за недостатка времени до пенсии. Веру не стал уведомлять о задержке, попытался читать Хемингуэя, но, окосев от частых вливаний его героев, отложил в сторону и вдруг позвонил:

– Мария Сергеевна?

– Вы? – и оба рассмеялись, услышав его восклицание в её устах.

– Забыл в прошлый раз спросить, чем вы занимаетесь? – с трудом нашёл более-менее удачную причину своего неожиданного звонка.

– Пою.

– Не по-о-нял, - протянул он удивлённо.

– Пою душераздирающие романсы на корпоративах в злачных местах, - объяснила она. – Надо же как-то существовать!

– А театр?

– Театр пока подождёт, - голос её увял, понизился.

– Что так? – ещё больше удивился он её отказу от любимой профессии.

– Всё очень просто и банально: я оказалась плохой актрисой для современного театра, - по тембру голоса чувствовалось, что она немного бодрится, давая себе негативную оценку, и, наверное, очень хочет, чтобы он не поверил. И он не поверил, хотя ни разу не видел её на сцене.

– Не верю! – Она тихонько рассмеялась, радуясь его горячности в защиту её таланта. – А как же ваш… - он хотел сказать: «муж», но сказал нейтрально: - …режиссёр?

Она уклонилась от ответа.

– Знаете, - продолжила объяснять добровольную отставку, - выяснилось, что я могу хорошо играть только то, что нравится мне, но, к сожалению, не нравится современному зрителю, и не могу, не в состоянии душевном играть то, что нравится зрителю, но не нравится мне. Вот потому мы и разошлись с театром.

Иван Всеволодович недолго помолчал, осмысливая услышанное

и собираясь с мыслями, чтобы как-то помочь соскочившей с колеи вернуться на неё обратно.

– Мне думается, вы слишком требовательны к профессии лицедея. Не впадайте – боже вас упаси! – в гениальность, будьте проще, смиритесь и помните, что вы – для зрителя, а не зритель – для вас, и всё у вас наладится. А вообще-то, я бы посоветовал вам с вашим неспокойным, требовательным и лидерским характером освоить режиссуру. Уверен, что в тесной работе с актёрами и ваши актёрские углы и заусеницы сгладятся, и вы снова станете со зрителем одним целым. Не пойти ли вам на какие-нибудь режиссёрские курсы? Тем более что время есть. – Он пытался её чем-нибудь занять, отвлечь от неудачи, пережить её с наименьшими потерями.

Теперь Мария Сергеевна замолчала, переваривая предложение.

– Может быть, и попробую. Да ладно обо мне, неудачнице, вы-то как в своей Тартарии? Больше не закапывались?

– Мы-то в своей таёжной Шамбале чувствуем себя прекрасно, - бодро ответил, радуясь, что, похоже, угадал с советом. – Мария Сергеевна, а я нашёл-таки месторождение.

– Ну! – обрадовалась она его успеху. – Поздравляю, я рада за вас.

– И правильно делаете, - одобрил первооткрыватель, потому что я назвал его… отгадайте как?

Она, поколебавшись, включилась в угадайку:

– Наверное, что-либо вроде Юбилейного или Первомайского, а может, Путинское?

– Типун вам на язык! – с негодованием отверг он выгодное название. – Сдаётесь? А назвал я его… Марьинским.

– Вот как! – по голосу было слышно, что название ей понравилось, но строптивый характер и тут взял верх: - Жаль, что вы не астроном.

Он понял её и рассмеялся.

– Ничего, звёзды зажигают, к вашему сведению, не только на небе.

И она засмеялась, согласившись с ним.

– Иван Всеволодович, вы счастливы? – Её, конечно, интересовало, счастлив ли он после женитьбы, но он понял её интерес отвлечённее и шире.

– Сейчас счастлив, - ответил утвердительно и правдиво.

– Чем же вы так осчастливлены? – в голосе её прозвучали скепсис и недовольство.

– Чем? А тем, что лежу на диване, разговариваю с вами, и мне ничегошеньки не хочется.

– И не скучно? – пыталась она завести его и вывести из счастливого равновесия. – Для такого счастья большого ума не надо, да и вообще никакого не надо.

– Вы правы, - согласился, не обидевшись, Иван Всеволодович. – Дураки – самые счастливые люди на свете, я знаю это по себе: сейчас я одурел от того, что разговариваю с вами, и чувствую себя в этом состоянии по-настоящему счастливым.

Она засмеялась, прощая его дурачество.

– Да ладно вам клеветать на себя.

– А вы, Мария Сергеевна, вы-то счастливы по-умному?

Она опять то ли задумалась, то ли не знала, как ответить, то ли вообще не хотела отвечать.

– К сожалению, я не могу присоединиться к вам.

– Что так? – голос его стал участливым, озабоченным.

– Наверное потому, что я всегда чего-нибудь хочу. Сейчас мне, например, очень не хватает хороших друзей, с которыми я могла бы разделить свои несчастья. Надеялась, что есть один… - она не стала продолжать, но он и так понял, кого она имела в виду.

– Ну, знаете, - сказал сухо, - хорошими друзьями становятся по обоюдному влечению, не так ли?

Но она не захотела принять и малой толики вины за то, что у неё нет друзей.

– Что-то мы заговорились, так и вашей большой зарплаты не хватит. Всего хорошего, будьте счастливы не только сейчас, но и всегда. Звоните, не забывайте, хочу надеяться – друзей.