Вот мы и встретились

Троичанин Макар

Зато как уютно, красочно и привлекательно выглядел их новый съёмочный лагерь из трёх небольших палаток на зелёной травянистой поляне, укрытой с трёх сторон густым лесом, и сбегающей к ручью в зелёных кустистых берегах. Ещё на базе они с Жорой выбрали это место на карте так, чтобы основной лагерь был расположен как можно ближе к центру съёмочной площади и на ровном возвышенном берегу ручья, стремящегося к большой реке. Эта река пересекает съёмочный лист и уходит на соседний, где вновь обосновался – будь он неладен! – Казанов с компанией. Но теперь-то Иван Всеволодович, наученный горьким опытом, твёрдо решил заходить и на его площадь, чтобы не дать образоваться неестественным загогулистым геологическим границам в пограничной полосе. Вертолётную площадку сделали на берегу реки у впадения в неё ручья, где в округе нет высоких деревьев. Правда, грузы пришлось таскать до лагеря на себе, да грузов-то было не ахти сколько. В общем, устроились нормально. Следующий день ушёл на окончательное обустройство. В

одной шестиместке разместились начальники, во второй – техник Алексей Гордеев, опытный мужик лет за тридцать пять, и Витёк с Сашком, а третью предназначили для склада и хозяйственных нужд. И на следующий день пошли маршрутить, напялив новейшие кеды, повязав на голени и щиколотки обмотки и натянув плотные воздухонепроницаемые энцефалитки. Себе Иван Всеволодович выделил большую южную часть съёмочной площади, отгороженную рекой, чтобы в конце сезона можно было подетальнее заснять площадь Марьинского, которому необходима надёжная детальная геологическая основа. С Николаем они уговорились, что сделают её на пару. А пока три дня походили вместе с Жорой, чтобы новичок вспомнил, как это делается – когда-то после института ему довелось два сезона побродить с молотком и рюкзаком, но многие практические навыки подзабылись, да и Ивану Всеволодовичу небезынтересно было понаблюдать за работой помощника и убедиться, что профессиональных знаний для самостоятельной съёмки у него хватает. И был доволен, когда парень, несмотря на показушную бородку, оказался дельным съёмщиком. Теперь можно и разделиться и, не отвлекаясь, врубиться в потогонную работёнку от зари до зари и тем самым сэкономить недельку-другую в конце июня для встречи Веры. Лишь бы не подгадила погода. Как назло в реке оказалась тьма тьмущая зажиревших ленков и форели, как ошалелые выпрыгивали на мелководье из воды хариусы, по чистому галечному дну куда-то спешили раки, и бригада дружно взвыла, требуя законного дня отдыха, иначе грозились выйти на протестную демонстрацию с митингом, объявить лежачую забастовку, а то и ещё хуже – отправить жалобную телеграмму Жириновскому, и тогда угнетателю несдобровать по-настоящему. Под давлением подлого шантажа пришлось сдаться, но и начальник у забастовщиков оказался ушлым мужиком и выделил им день, когда сам должен был дежурить на кухне. Вечером кайфовали за рыбным столом, сожалея, что нет допинга.

Жара установилась не весенняя – влажная и душная, с утренними туманами. Энцефалитки разукрасились серыми потовыми подтёками, ткань в подмышках заскорузла и побелела. Особенно досаждала утренняя роса. Она вымачивала кеды и штаны насквозь до пояса, дубели от холода ноги и всё, что выше. Жорж жаловался, что станет, в конце концов, импотентом. Стали при выходе из высокой травы раздеваться и выжимать одежду. Жара и духота изматывали больше, чем ходьба. Красивые сопки превратились в крутые враждебные горы, а курумники – в раскалённые камни, исходящие струистым жаром. И хотя дождь замедлил бы темпы работ, его ждали с нетерпением, и он, наконец-то, разразился, да какой! – ливневый, с первым майским грозовым грохотом и стреловидными молниями, расщепляющими и валящими деревья. Буревая какофония началась вечером. Туго натянутые палатки промокли только по швам, да на потолке выступили мелкие частые капельки, и можно было, не опасаясь потопа, закутаться в спальники и дремать под усыпляющий шум дождя.

– Ура! – обрадовался Жорж. – Завтра выспимся.

Иван Всеволодович не стал его разочаровывать, он-то знал, что поздняя небесная хлябь к утру обязательно кончится, небо прояснится, а маршрутить придётся мокрыми до обеда. И обязательно появятся голодные комары, роящиеся в воздухе густыми шарами в алчном ожидании кровеносных двуногих тварей.

Так и случилось. Дружно поныв на сырость и холод, всё же пошли, понукаемые извергом-начальником, но чуть позже, когда солнце, умытое океаном, поднялось над вершинами сопок, а роса с капельным шумом полилась с деревьев и кустов, скапливаясь в траве. Пошли и вернулись, вымокшие с ног до головы. Рабочий день жахнул. Молодёжь снова, не теряя драгоценного времени, забралась в спальники и дружно предалась мечтам Жоржа, а вредный руководитель принялся не в очередь варить гречку с тушёнкой. Сварил – долго ли ей надо! – помыкался-помыкался по лагерю, наколол дров с запасом, плюнул в досаде на козни непредсказуемой погоды и, быстро собравшись, почапал… на рыбалку, решив в успокоенье, что всё, что делается, делается к лучшему. Запаковавшись в болотники с подвязкой голенищ на поясе и капюшон, подвязанный под подбородком, вымазав защитным кремом запястья рук и за ушами и под ними, и тем самым надёжно обезопасившись от влаги и комарья, он торопко дошёл до не далёкой речки. Набрав на берегу в траве кузнечиков, безжалостно поотрывал им лапки, чтобы не трепыхались в полиэтиленовом мешочке и не дёргались понапрасну перед смертью, разобрал и изготовил чудо-удочку, аккуратно насадил на крючок зелёную жертву, забросил снасть в речную канаву под прибрежные кусты и, наконец-то, вздохнул глубоко и облегчённо, приготовившись замереть надолго и подумать о вечном. Но не тут-то было! Сразу же задёргало, забурлило, и он, сам не ожидая, вытащил крупного ленка. Потом ещё и ещё… вслед пошла серебристая форель. Ну что это за рыбалка?

Так и не отдохнёшь толком, и никакого удовольствия. Натаскав на обед с добавкой, с сожалением собрал удочку и повалил обратно в лагерь. Так вот и в жизни: и когда мало – плохо, и когда много – не радует.

Соратники всё ещё безмятежно дрыхли, выпроставшись по грудь из спальных мешков, и никаких у них нет забот о потерянном дне. Да и правда, что о нём сожалеть, когда теряем не дни, а годы. Успокоенный этим Иван Всеволодович спугнул хозяйничающих в спящем лагере сорок и парочку бурундучков, вычистил и выпотрошил рыбу, начистил и нарезал сморщенной прошлогодней картошки, поставил на таганок воду в закопчённом ведре, щедро сыпанул пшена и принялся варить кондёр. Лишь когда густые запахи рыбного варева поплыли по лагерю, затекая в открытые палатки, засони зашевелились, поводя раздражёнными носами, отчаянно зевая и туго соображая: то ли продолжить кемарить, то ли встать, пожрать и опять завалиться.

Встали, однако все: холодная уха – не уха, лучше пожертвовать сном. Один повар ел мало и без аппетита, а когда благодарные иждивенцы благодушно возлегли на спальники, чтобы спокойно переварить густое варево, он вдруг куда-то засобирался. Оказывается, вопреки медицинским советам решил, что если уж день потеряли, то пусть он будет потерян с максимальной пользой, и вздумал после рыбалки смотаться ещё и на охоту. Предупредив всех, что пойдёт вверх по ручью добывать им ужин, он подпоясался широким ремнём с патронташем, повесил на шею ружьё и под провожающее оханье отяжелевших и завидующих парней полез по подсохшему склону сопки, поднимаясь полого вверх к водоразделу. Первая стайка попалась ближе к середине склона в перепутанных зарослях кишмиша и винограда. Всполошившись, она расселась на нижних ветвях кедра и выглядывала из-за веток на незнакомого зверя. А зря: любопытство им стоило двух убитых собратьев. Пройдя ещё с сотню метров убийца добыл ещё двух птиц, потом ещё и опять пару рябчиков, а потом его напугал шорох шевелящихся листьев высокого папоротника чуть выше по склону. Он мгновенно направил туда ружьё и замер в ожидании, когда кто-то, спрятавшийся там, не выдержит долгой паузы и выдаст себя. И чуть было не нажал на курок, когда между широкими листьями показалась симпатичная мордочка кабарги. Принюхиваясь к чужому запаху, чуть покачивая головой и с любопытством вглядываясь в охотника большими детскими глазами, она тоже ждала первого резкого движения поднявшегося в угрозе на задние лапы неведомого зверя. Иван Всеволодович, заулыбавшись, медленно опустил ружьё.

– Ну, что уставилась, глупая? – произнёс негромко. – Беги, пока не поздно.

Кабарожка высунула голову из папоротника и сдвинула лохматые ушки вперёд, прислушиваясь к голосу нового обитателя тайги. А он не спеша повернулся и пошёл прочь вдоль склона, но скоро остановился опять, услышав шорохи сзади. Зверёк шёл следом как собака, не боясь показаться всем маленьким телом и не в силах преодолеть любопытство.

– Ну и чёрт с тобой, иди, - разрешил охотник, - всё веселее.

Но шли на пару недолго. Впереди раздался уже нешуточный треск сучьев и шум обрываемых кустов, из них стремглав выскочил чёрный-чёрный и по виду молодой медведь и покатился, чуть не кувыркаясь, вниз, мелькая светлыми подошвами и белым воротником. Охотник даже побледнел, вспомнив, что в патронташе нет патронов с пулями, и может быть где-нибудь невдалеке за ним внимательно наблюдает мамаша-медведица. Когда мишка-трусишка исчез в распадке, Иван Всеволодович вздохнул с облегчением, оглянулся – собаки-оленёнка нет, тогда он и сам, не испытывая судьбу, развернулся и пошёл в лагерь, поначалу оглядываясь и надеясь дорогой пополнить пернатую добычу.

Принёс дюжину рябцов, радуясь нежданно выпавшему пропащему дню. Отдал Витьку, и тот в порыве сытой благодарности пообещал завтра отдежурить на кухне за добычливого начальника, правда, в надежде дополнительно напробоваться и рыбы, и рябчиков.

Вечером, когда после мульти-трёпа у костра они улеглись, Иван Всеволодович всё-таки пожадничал:

– Пропал день!

Жорж не согласился с ним:

– Чего это он пропал? Отъелись, благодаря тебе, отдрыхались всласть, завтра рванём за два дня. И вообще, чего ты нервничаешь, ещё всё лето да и осень впереди, справимся.

– Ты знаешь, - объяснил Иван Всеволодович свою озабоченность, - мой многолетний опыт заставляет дорожить каждым погожим днём. Не дай бог, - постучал по деревяшке стола, - кто из нас подхватит ненароком лихорадку или… - сплюнул трижды через левое плечо, - …ещё какую болячку. Я уж не говорю про нашу неустойчивую погоду – как зарядят дожди на неделю, да не раз, не два, вот и пролетели, не имея дней в запасе. А мне ещё понадобится месячишко осенью для детальной съёмки Марьинского.

– А Рябцев? – подсказал Жора.

– Не осилит парень, да мне и самому охота. Так что тебе здесь осенью придётся вкалывать за двоих.

– Ничего, потяну, - успокоил помощник, - мне здесь нравится.

– И ещё, - продолжил начальник, - стыдно сказать, но в конце июня придётся мне смотаться на недельку-другую на базу, встретить невесту.

Жорж от неожиданной новости даже сел.

– Ты… женишься?

– Почему бы и нет, - Иван Всеволодович повернулся на бок, лицом к собеседнику. – Ты же попробовал, - коротко усмехнулся он, - надо и мне.