Вот в чем фокус

Дробиз Герман Федорович

— Разрешите заметить,— строго сказал я, стараясь удержаться на ногах,— что избивать ввосьмером одного прохожего не следует. Слишком велика вероятность приварить в лоб кому-нибудь из своих.

— Теперь относительно денег,— продолжал я, вправ­ляя обратно карманы,— Откровенно говоря, беспокоюсь, сможете ли вы самостоятельно рассчитать свой бюджет. Было бы очень приятно, если бы часть этой суммы, пусть небольшую, вы потратили на подарок отцу или матери ко дню рождения.

— Что касается лежачего,— сказал я в заключе­ние,— то его по давней

традиции не бьют. Во всяком случае, не до смерти. Кроме того, пинки ногами быстро разрушают обувь, а в вашем возрасте пора уже воспи­тывать в себе бережливое отношение к вещам.— Я хотел развить эту мысль и от идей бережливости тактично перейти к пропаганде созидательного труда на благо общества, но почувствовал, что нити нашего духовного общения, а равно и физического, внезапно оборвались.

Собеседники равнодушно отвернулись от меня и не­торопливо направились к противоположному концу квартала. Там, в зыбком свете далекого фонаря, пока­залась одинокая женская фигурка. Я поднялся и хотел было отправиться домой, но понял, что не могу оставить детей в назревающей ситуации. Я догнал их в тот момент, когда они были уже у самой цели.

— Товарищи,— взволнованно обратился я к ним.— Одну минутку, товарищи. Хочу уберечь вас от крупной ошибки. Поверьте, ни в коем случае нельзя приставать к незнакомым девушкам на плохо освещенных улицах. А вдруг это ваша учительница?

Вероятно, мой взволнованный вид подействовал на них. Подростки переглянулись. Затем они взяли девушку под руки, подвели к фонарю и принялись пристально разглядывать.

— Он прав,— сказал заводила через некоторое вре­мя.— Здравствуйте, Марья Кирилловна.

— Спасибо, что предупредил,— добавил он, крепко пожимая мне руку.— Век не забуду.

С тех пор мы с ним настоящие друзья.

«ЖУТЬ-ЖУТЬ ФУТУР»

Однажды на ночь глядя я неосторожно прочел две статьи: одну — в научно-популярном журнале, где речь шла о необходимости ускорить компьютеризацию школы, и другую — в газете, где учитель возмущался тем обстоя­тельством, что под компьютеризацию отбирают учебные часы у литературы. Сегодня, писал учитель, Гончаров мешает изучать алгоритмы, завтра для манипуляций с процессором сэкономят на правописании деепричастных оборотов — чем же это кончится?

— Чем же это кончится? — тревожно размышлял я, засыпая.

Мне приснился двадцать второй век, странный шаро­образный актовый зал, заполненный малышами, и человек на трибуне...

«Дорогие детворишки, директор я есть имею быть, хэлло! Хочу поздравливать вас с поступайлингом в нашу обучалку. Наша обучалка древновата жуть-жуть, имеет большие традиционы. Наша традицион — два древних предмета. Каждый год будете иметь один урок «литера­тур» и один урок «грамматик». Древний предмет «лите­ратур» изучал объекты недостоверной информации: легенда, поэма, драма, роман. В их создании ручной труд преобладать был, что давало низкое качество совре­менных композиторских

машин супротив.

Древний предмет «грамматик» обучал правильно писать-читать чтобы. Теперь тоже не нужен: хочет детворишка склонить, хочет спряжить—компутер скажет, дисплюшка покажет.

Теперь проверочный вопрос: отвечайте вашу детсадов­скую программу знать! «Алгол», «фортран», «бейсик» — какие языки, кто знай? Мышиные? Некоррект. Мушиные? Некоррект. Машинные? Коррект! Какой имя твой есть будет был? Иванова Катерин? Молодуха, Катерин! Что значит, детворишки, когда человечка веривельски знай родную языку!»

...В этот момент я имел место проснуться и погру­зился в размышляйнинг:

— Неужели наших детворишек ожидает такой жуть- жуть футур? Академия педнаук, рассчитай тебя компу­тер — отвечать будешь, нет?!

КАК ЕГО НАПУГАТЬ!

Рассказ милиционера

Тихим летним вечером я возвращался домой с дежур­ства. Окна всюду были распахнуты. Звучала музыка. Пенсионеры поливали цветы на клумбах. Куда-то спешили нарядно одетые девушки и юноши. Изредка попадались родители, гуляющие с детьми. Приятно было, что вечер такой спокойный, такой мирный, такой не требующий моего милицейского вмешательства. Не успел я об этом подумать, как в одном из окон первого этажа услышал крики, шум и хорошо знакомое моему опытному слуху звяканье энергично швыряемой посуды. Я подбежал к этому окну, подтянулся на руках и сел на подоконник.

В комнате шло большое сражение: пятеро взрослых пытались накормить кашей маленького мальчика. Как выяснилось, это были его отец, мать, бабушка, дедушка и старший брат. Они хватали его за руки и за ноги, впихивали ему в рот ложку, а мальчик отчаянно сопро­тивлялся и ловко запускал тарелку в противников. В самой тарелке каши оставалось уже немного, основная ее часть находилась на лицах у присутствующих. Что касается мальчика, то у него даже уши были в каше.

Так они воевали, пока не увидели меня.

— Ага! — обрадовался отец.— Вот пришел дядя милиционер! Если не будешь есть кашу, он тебя за­берет.

Все остальные начали мне усиленно подмигивать.

— Почему это детей всегда пугают милиционером? — спросил я.— Интересно, понравится вам, если я начну пугать ребенка вашей профессией? Вы кто по специаль­ности?

— Допустим, строитель,— ответил отец.

— Вот,— сказал я мальчику,— если не будешь есть кашу, отец заберет тебя на стройку.

— Нет,— подумав, сказал мальчик.— Лучше уж в милицию. Столовой у них на стройке нет, сушилки нет, отопления нет. Грязь, неразбериха. Нет, уж лучше к вам забирайте.

Все были поражены. Признаюсь, и я тоже.

— Ты что говоришь? — закричал на сына отец.— Откуда ты это знаешь?

— А ты меньше болтай при ребенке,— сказала мама.

— Сама меньше болтай,— огрызнулся отец.

— Вы кто будете? — спросил я маму.

— Я буду официантка. Ну и что?