Война Григория Васина
Шрифт:
– Шо? Шо я таки сделаху ни таки?
– перепугался вдруг Казимир.
– Не боись, это для гранат, фитили буду делать, - успокоил я его.
– Питро, неси котелок, воду нужно будет согреть.
– Буде сполнино, кхан Гриня!
– отрапортовал Петька.
Еще вчера был водоносом, - подумалось, - а сегодня уже кхан. Так и до министра дорасту, тяжёлой промышленности.
– Казимир, - казначей встревоженно вздрогнул, - какое жалования положено кхану?
– Дзенек нима, - осекшись выдавил из себя гридневский скряга.
–
Кстати идея с временным кханом принадлежала десятнику Тарасу. Она, конечно, никому кроме Ладомила на военном совете не понравилась. Но деваться некуда, больше никто не знал, как разбить врага. А на безрыбье и кхан, то есть рак - рыба.
С Петрухой мы подогрели воду и высыпали в нее порох. Далее размешали все это до состояния кашицы. Потом окунули в полученную смесь тонкую веревку. Петруха все это время на меня смотрел преданными глазами. Наверное, подвязывается в ординарцы, - усмехнулся я, - еще до кучи сюда Анку пулеметчицу, и можно будет меня величать Григорием Ивановичем Чапаевым. А вон и Фурманов бежит. Из потемок выскочила крупная фигура Тараса.
– Шо фитили хотовы?
– сразу начал он без предисловий.
Вижу, волнуется. Да, если провалится затея с гранатами, мы все покойники, как тут не волноваться.
– Сейчас веревка подсохнет, и проведем полевые испытания, - обрисовал я Тарасу дальнейшие перспективы.
Когда веревка высохла, мы втроем, я, Петруха и Тарас отошли подальше от лагеря. Я взял с собой одну уже готовую пращу. Местные смекалистые мужички сделали их ровно тридцать штук без всяких проблем.
– Петр, - начал я, - сейчас отрежь от общего фитиля отрезок с локоть. Клади его на землю, и по команде поджигай.
– Буде сполнино, кхан Гриня!
– снова отрапортовал парень.
На новоявленного ординарца ревниво покосился десятник Тарас, сразу смекнув, что к чему.
– Нука паря, отойдь, - сказал он Петру, - я усам поджигаху, командуй Гриня!
Вот и начались первые дворцовые интриги, - новая мысль позабавила меня. Я поднял камень, вложил его в пращу и скомандовал.
– Огонь!
Тарас поджег от факела шнур. Я три раза крутанул пращу и выбросил камень в сторону кустов. Когда камень ударился о ветки куста, я заметил, что фитиль прогорел ровно наполовину.
– Ну что братцы кролики, - мужики оглянулись, наверное, в поисках кроликов, - отрезаем от общего фитиля по половине локтя.
– Буде сполнино, кхан Гриня!
– вытянувшись по стойке смирно, отрапортовал Петруха.
– Усе добре буде, - менее торжественно сказал Тарас.
– Тогда я спать, перед рассветом поднять, порох держать сухим! Тарас, ты за старшего.
Я отдал сразу несколько указаний, и пошел к шатру нашего десятка. Честно говоря, спать в шатре кхана Гореслава не хотелось, а вдруг он жив и плутает где-то, вернется со своими войнами, а там я храплю, такой красивый. В шатре я мигом провалился в сон и тут
– Гриня, гриня...
– Дай поспать, Петруха!
– вспылил я.
– Прикажа подняху пирид уосходом ярила!
– выпалил ординарец.
– Молодец, хвалю за службу!
– остыл я, надо же, как время пролетело, - Поднимай рубежный гридень.
На сбор всего войска ушло примерно минут пять. Я влез на пень, чтобы толкнуть пару слов, типа за Родину, за Сталина, но задумался, а что же мне им сказать. Я человек из другого мира, может это война вообще не моя. Может свинтить отсюда под шумок, устроится в трактир на бандуре тренькать. Что за мысли спросонья в голову лезут. Нет! Это война моя! К чертям все сомнения!
– Братья!
– я посмотрел на лица своих соратников. На братьев близнецов Андрюню и Сергуню, на угрюмого Никодима, на серьезного Серафима, на его младших братьев Трифона и Ивана, на Петруху, который смотрел на меня, открыв рот, на Ладомила, у которого глаза стали по пол блюдца. И я продолжил, - Даже заяц, загнанный в угол становится зверем! А мы далеко не зайцы! Мы храбро сражались вчера, поэтому сегодня мы стали гораздо сильнее! Потому что за одного битого, двух не битых дают! Так порвем Улугбека сегодня, как Тузик грелку! Да?
– Порваху ихо!
– заорал Петруха и его крик подхватили многие.
– Мы на своей земле, на земле наших предков!
– продолжил я, - И мы сохраним ее для наших детей! Да?
– Да!
– взревели двести глоток.
– Ярило мое взгляни на меня! Моя ладонь превратилась в кулак! У нас есть порох, дай нам огня! И будет победа, вот так! Да?
– я прочитал как стих, безжалостно переделанный припев песни "Кукушка" Виктора Цоя. Ничего лучшего мне в голову не пришло.
– Да!
– снова взревели мои бойцы.
9.
– Почэму ныкто нэ послал погону?
– наседал кхан воровской сичи Улугбек на своих военачальников Ахмеда и Тагира, за то, что оставшимся в живых пехотинцам рубежного гридня, дали беспрепятственно уйти в лес.
– Воыны усталы, - ответил гордо Тагир, он по праву считал, что победа принадлежит ему, так как его люди разбили главные силы Гореслава, - ым нужно было отмэтит побэду.
– Куда дэнутся эты шакалы?
– более умиротворенно высказался Ахмед, - разбэгутся по своым дэрэвням, и станут нашымы холопамы. Тэпэр это наша зэмля.
– Давай выпэм кумыса, за побэду!
– поддакнул ему Тагир.
– Налывай, - согласился Улугбек, в самом деле, Гореслав - мертв, от лучших его бойцов осталось человек пять, которые рассеяны по лесу. А остальные - это же просто землепашцы, вечные рабы настоящего война.
Тут в шатер влетел растерянный посыльный.
– Кхан, там эты, арыанские свыны!
– Холопы самы прышлы просыт пошады, - заражал Тагир, - пуст прывэдут своых жэншын, тогда мы ых простым. Нашым солдатам нэ хватаэт тэпла, - он перешел на пьяный истеричный хохот.