Война и люди (Семнадцать месяцев с дроздовцами)
Шрифт:
Под забором стояла женщина, маленькая и такая худая, что в первый момент показалась мне девочкой. Кутаясь в платок, она смотрела на нас большими испуганными глазами.
– Слушайте...
– В чем дело?
Мы подошли. Но женщина, скользнув глазами по нашим погонам, вдруг испуганно метнулась в сторону и, взмахнув платком, быстро пропала в темноте.
...Щупая густой мрак, луч фонаря наткнулся на забор. С забора скользнул вверх, в пустоту, но пустоты пронзить не мог.
– Покойной ночи!
– До завтра...
Я
– У нас на дворе стоит часовой. Дневальных сегодня не нужно,- сказал я, стягивая с плеч шинель. Ефрейтор Лехин задул свечу.
Проснулись мы от громкого крика.
Быстро вскочив, я подбежал к окну. Было уже светло. По двору, ветряком размахивая руками, метался штабс-капитан Карнаоппулло. Папаха его съехала на затылок.
– Под суд! Под суд тебя, негодяй!
– кричал он.- К командиру полка!.. Что мне ротный!.. К командиру полка!.. Я распахнул окно.
– Капитан!.. В чем дело, капитан?..
– Да я тебя!.. Отстаньте, поручик!.. Да я таких... Да я-а-а расстре-е-е... Стой!
Из открытых дверей сарая выбежал Нартов. Штабс-капитан Карнаоппулло бросился за ним, поймал, схватил за ворот шинели, но Нартов вырвался и скрылся на улице.
– Что у них случилось?
– спросил я Лехина, без шинели, в одних сапогах поверх бурых кальсон, вернувшегося в хату. За Лехиным шла хозяйка.
– Окно зачините. Зябко!.. В люльке надрывался ребенок.
– Едри его корень! Ну и дела, господин поручик! Лехин сел на лавку.
– Уж я по порядку. Повремените!.. Под утром еще, значит,- начал он наконец, растягивая каждое слово,- когда еще только светать зачинало...
Опять заскрипели ворота. Штабс-капитан бежал уже вдоль улицы. Шашка хлестала его по сапогам. Маленький, усастый, со свирепыми, круглыми глазами, он был похож на "турка", как рисовались они на карикатурах "Огонька" и "Панорамы".
– Ну?.. Да рассказывай, Лехин!
Вот что рассказал мне ефрейтор Лехин...
Под утро, когда штабс-капитан Карнаоппулло пришел к нам во двор, чтоб проверить пост при арестованном,- а может...- в этом месте рассказа Лехин задрал голову вверх и щелкнул себя по затылку,- а может... вы понимаете, господин поручик?..- ни арестованного, ни часового Ленца во дворе не оказалось!
Хозяйка, вышедшая накормить скотину, злыми глазами взглянула на штабс-капитана, боясь, очевидно, за свои погреба и кладовые.
Как раз в это время во двор - оправиться - вышел и ефрейтор Лехин.
"Лехин, что такое? Где часовой?"
"Ах, солдатика ищете?
– подошла к штабс-капитану хозяйка.- Солдатик ваш, да с Петром, тем, что в сарае сидел, ушли куда-то..."
"Куда?"
"А я знаю? К большакам,-что ли!.."
– У господина капитана,- рассказывал Лехин,- споначала и голос даже сорвался, а баба, ядри ее корень, не унимается,- ей бы только язык чесать; рада небось - клетушки в сохранности... ..."И чудно ж, говорит, разъяснялись!.. Солдатик-то ваш не
– Вот оно, господин поручик, происшествие какое!
– окончил Лехин.Сиганули. А Нартов, с напугу, и объясниться не мог. А неповинен он. Всю ночь до утра самого сани сгонял. Весь взвод в расходе находился,- вот Ленц и стоял на посту. Ему где было, немцу, с мужиками ругаться.
Я вышел во двор.
На мокром снегу под воротами лежала карамель в пестрой, веселой бумажке. Вторая была втоптана в нанесенный Зотовым навоз, уже успевший за ночь оттаять. Дверь в сарай была открыта. Я вошел. Наткнулся в углу на аккуратно сложенные винтовку, патронташ и подсумок. На подсумке лежала какая-то бумажка. Я поднял ее и подошел к свету. "Zuruck an die 6 Kompagnie"*. Готические буквы лежали на боку. Книзу расползались лиловыми кляксами. Очевидно, Ленд то и дело мочил чернильный карандаш.
Я хохотал, покачиваясь.
– Сумалишенные,- одно слово!..- кому-то за дверью сказала хозяйка.
К забору подошли солдаты других рот. Заглянули в ворота.
Потом прибежал связной.
– --------------------
* "Обратно в 6-ю роту" (нем.)
* * *
В степи, к северу от Баромли, наша застава сдерживала редкую цепь красных.
2-й батальон выступал на позицию. 1-й и 2-й уже отступили из Баромли.
– Подтянись!..- командовали ротные. Полозья саней цеплялись о полозья. Оглобья били об оглобья.
– Под-тя-ни-и-ись!
– ...Где там!.. Нет, Харькова мы не удержим!..- глухо сказал подсевший ко мне в сани подпоручик Морозов, отвернулся и долго сидел со мною, молчаливый и унылый, вращая на пальце узенькое обручальное кольцо.
На окраине Баромли, где, отколовшись от загибающей к северу дороги, сбегали к ручейку белые украинские мазанки, горел деревянный дом, приземистый и туполобый. Огонь уже сползал с крыши на косяк дверей. Сквозь разбитые окна валил бурый густой дым.
– Что, снарядами?
– спросил я двух мужиков, безучастно стоящих над оврагом.
– Мы не сведующи.- Мужик повыше расправил широкую черную бороду.Мобыть, и подожгли. Снаряды здесь будто бы и не падали...
– А чей это дом?
– И, взяв у Лехина вожжи, подпоручик Морозов на минуту придержал лошадь.
– Который? Этот-то?..- Чернобородый указал пальцем на пламя.- Рыбова это изба будет. В шестнадцатом строил. Рыбова, Петра...
– Петра?.. Постой!.. А не у него ль - да как ее!..- не у него ль жену Евзопией звать? А?..
– Как же!.. Евзопия... У него... А как же!..- обрадовались чему-то мужики.- Это уж, безусловно, правильно!..