Война мага (Хранитель мечей, книга 4, том 2)

Перумов Николай Даниилович

Голоса мёртвых слились в единый хор, и Анэто впервые различил обращённые к нему слова Того, кто сейчас спускался, пронзая все девять небес Эвиала:

– Ей, гряду скоро!..

И эти простые слова потрясли мага до самых его основ. Едкий и не отличавшийся пиететом перед священными книгами чародей, привечавший в Ордосе ересиархов-правдолюбцев, поддерживавший самые смелые дискуссии среди наставников Святого факультета, почувствовал себя даже меньше, чем та песчинка, с которой началось его видение.

Атом, мельчайшая частица

бытия. Способная чувствовать и воспринимать и оттого особенно остро сознающая свою обречённость и ничтожество. К Эвиалу протянулась рука истинного бога, "ибо настал день гнева Его, и кто может устоять?"...

Взор бесплотных глаз нашёл наконец атом с прозванием Анэто. Взглянул в его самую глубь, безжалостно расчленяя на "грешное" и "святое", отбрасывая в сторону плоть, "чей миг - ничто по сравнению с вечностью души".

Этого не вынес бы никто, и Анэто тоже. Тут не помогли бы ни двести, ни пятьсот, ни даже мириады магов, делившихся с ним силой. Что богу несколько десятков или сотен лишних атомов, оказавшихся на его пути?

Глаза чародея Анэто широко раскрылись и замерли, дыхание пресеклось.

В тот же миг серый кокон лопнул, рассыпаясь тысячами пепельных лоскутьев. Скорчившись, нагнув голову, на камнях стоял Этлау, живой, целый и невредимый. Отец-инквизитор встряхнулся, прочистил горло, одёрнул рясу...

И с удивлением воззрился на оцепеневшую Мегану, из глаз которой безостановочно струились слёзы, срывавшиеся со щёк и замерзающие крошечными ледяными шариками.

– В чём дело, дочь моя?.. Заклятье не сработало?.. А где же... О! Преподобный заметил бездыханного Анэто. - О Спаситель! Молю тебя, спаси верного раба твоего! - Инквизитор упал на колени рядом с чародеем.

Мегана понимала - надо что-то сделать, хотя бы приподнять бессильно откинувшуюся голову любимого человека, - но не могла даже пошевелиться. Заклятье не сработало, оно ударило по самому Анэто, а инквизитор - вот он, паясничает, затевает изуверское шутовство, прикидываясь, будто не понимает, что с ним только что произошло.

– Да что же ты, дочь моя! - укоризненно взглянул на неё Этлау, на миг прерывая молитву. - Что стоишь? Я врачую душу, тебе же предоставляю тело! Не видишь - он в крови!

"Он что - ничего не подозревает?!" - Мегану приводил в ужас этот человек, вернее, как она только что уверилась, уже нечеловек.

К ним уже бежали чародеи, по счастью, успевшие понять, что, раз Этлау не бросается на хозяйку Волшебного Двора, следовательно, дело ещё как-то поправимо.

– Быстрее, быстрее, господа маги! - командовал Этлау, не поднимаясь с колен. - Милорду ректору нужна ваша помощь.

Слёзы из глаз Меганы катились по-прежнему, горло сдавило, ноги дрожали. Она и впрямь опустилась подле Анэто, но её тотчас оттёрли набежавшие мрачные и решительные чародеи Ордоса. Кто-то подхватил её под руки, зашептал на ухо что-то утешительное, осторожно, но настойчиво оттаскивая в сторону, и Мегана, раздавленная,

уничтоженная, не видящая ничего, кроме окровавленной опушки на капюшоне Анэто, позволила себя увести.

И деликатно ведшие её под локотки маги Волшебного Двора слышали только её потрясённое бормотание: "Неужели он ничего не понял?!" - но сами, в свою очередь, не поняли, кого она имеет в виду.

* * *

Раненого Анэто унесли. Соратники бережно увели казавшуюся потерявшей рассудок Мегану. На чёрном камне остался один только преподобный отец Этлау. Он стоял на коленях и, не обращая внимания на поднявшийся к ночи ледяной северный ветер, истово молился.

О даровании победы над проклятым Разрушителем.

О преодолении пагубного разномыслия в стане тех, кто противостоит Тьме.

О явлении Спасителем своей милости ко всем, кто претерпит ущерб или увечье, защищая Эвиал от напасти с запада.

И никто никогда бы не сказал, что преподобный отец-экзекутор хоть что-то заподозрил.

Ночь накрыла всё непроницаемым саваном, пронзающий ветер стал непереносим, люди прятались кто куда, и один только Этлау продолжал молиться, словно над его плотью стали вдруг не властны ни мороз, ни ветер.

Он просил победы силам "добра и света". Молил "о погублении богомерзкого и богопротивного святотатца, Разрушителем кощунственно именуемого, что ересь есть и маловерие, ибо это Твой мир, Господь наш Спаситель, и Твоё одно лишь право мир этот разрушить или же спасти...".

Ночь длилась. Этлау молился - коленопреклонённая фигурка в сером на чёрном опалённом камне. Облака медленно расходились, колючие звёзды удивлённо воззрились на странного человека, слышавшего сейчас голоса и живых, и мёртвых, чувствовавшего мерный и тяжёлый шаг Того, Кому, как думалось, верно служит он, недостойный раб божий Этлау.

* * *

Анэто приходил в себя медленно и мучительно, сознание не хотело возвращаться от гибельно-притягивающей бездны, открывшейся ему в последние мгновения, пока не рухнуло его заклинание. Мага выворачивало наизнанку, тело отвергало и питьё и пищу, словно торопясь разорвать тягостные узы постылого земного бытия. Вокруг ложа столпились ордосские чародеи, лучшие целители, какими располагала Академия; однако нельзя сказать, что случившееся оказалось бы совсем уж неподвластно их силам. Такое случалось порой и раньше, когда маг, слишком увлёкшийся заклятьем, терял связь с "настоящим" миром.

Душа ректора нехотя возвращалась в почти уже покинутое тело. Ожило едва бившееся сердце, кровь бодрее заструилась по жилам; но прошли целые сутки, прежде чем Анэто смог, едва шевеля губами, прошептать:

– Ч... Т... О... С... Н... И... М?..

Он не спрашивал о Мегане.

– Жив, - наклонился к самому его уху Ксавьер, пожилой целитель, самый, пожалуй, опытный лекарь Академии. - Молился всю ночь. Ребята слушали. За дарование победы над ворогом.

– А... про... нас?..