Война меча и сковородки
Шрифт:
– Я хочу взять её в жёны, Ваше Величество, - сказал Тилвин.
– И уверяю вас, она ни дня не пожалеет, что я выбрал её.
– Нет!!
– завопила Эмер и отбросила двух гвардейцев, попытавшихся её удержать.
– Вы не сделаете этого! Я лучше умру, лучше умру!..
Крик её захлебнулся, потому что уже четверо стражников скрутили непокорную, повалил на пол у королевских ног.
– Лучше умрете?
– на губах королевы появилась лёгкая улыбка.
– прекрасное пожелание. А вы нам и так до смерти
– голос её зазвенел.
– Выбирайте, графиня. Или выходите замуж за милорда Тюдду, и живёте с ним по заветам яркого пламени, или вас сейчас же препроводят во внутренний двор. На плаху. Клянусь ярким пламенем, мы так и поступим.
– Ваше Величество слишком суровы...
– начал Годрик, но Тилвин коротко и сильно ударил его по лицу, разбив губы в кровь.
– Изволь молчать, виллан, когда говорит королева, - сказал он и посмотрел на Эмер, склонив голову к плечу. Но девушка молчала.
– Ну же, Эмер, не упрямься, - сказал Тилвин мягко.
– Ты ведь знаешь, что нам будет хорошо вдвоем. Охота, оружейное дело - я ничего не стану запрещать. Мы сделаем новый меч,еще лучше, чем прежний. Твои доспехи хранятся у меня, я сберег их для тебя. Теперь Дарем мой, он станет и твоим. И перейдёт нашим детям.
Эмер посмотрела на Годрика. Ему показалось, что она взглядом молит его о помощи.
– Соглашайся, - сказал он, сплёвывая кровь.
Она молчала.
– Соглашайся, дурочка, - пробормотал он.
– Н-нет, - сказала она в третий раз.
– Подумай, - предостерег её Тилвин, у которого задёргалось лицо.
– Сейчас всё серьезно, и казнь - это не шутки. Своим непокорством ты заставила Её Величество прибегнуть к крайним мерам. Когда-то я был тебе приятен, но потом мы повздорили. Помиримся снова? Ведь это лучше, чем смерть.
– Впервые я с ним согласен, - глухо сказал Годрик.
Эмер вдруг засмеялась. И её смех странно прозвучал в сером сумраке утра, в комнате, занавешенной бархатными драпировками.
– А я не согласна с вами обоими, - сказала Эмер дерзко.
– Ведите меня. Лучше умереть, чем жить в таком мире, где ставят перед выбором, что убить - тело или душу.
Она порывисто обернулась к Годрику, и гвардейцы отпустили её, давая свободу. Не вставая с колен, Эмер подползла к мужу и схватила его обеими руками за уши:
– Я говорила, что не оставлю тебя до самой смерти, а Роренброки всегда держат слово. Понял ты это? Вот здесь, у себя в пустой голове?
– она тихонько боднула его лбом в лоб, и вдруг пылко поцеловала, перепачкавшись кровью, и слезы хлынули из глаз, но она смахнула их, пытаясь улыбнуться.
– Отрубят голову! Ерунда какая! Не думаешь ли ты, что я испугаюсь какой-то там смерти?
– она презрительно выпятила губу.
Тилвина она намеренно не замечала, и он поспешил обратить внимание на себя.
–
– предостерёг он.
– Это - игра, - сказала она, глядя на Годрика.
– Вся эта жизнь - всего лишь нелепая игра. И я должна закончить её по-королевски, даже если наша королева осталась таковой лишь по титулу.
– Решено, - подтвердила Её Величество.
– Уведите её.
Гвардейцы схватили Эмер под локти и поволокли к выходу, но она стряхнула их руки, поднялась и пошла сама. Гордо, как будто шествовала не на плаху, а под венец.
На пороге она оглянулась, но посмотрела не на Годрика, не на Тилвина или епископа, а на королеву.
– Когда-то я спасла вам жизнь, Ваше Величество, - сказала она.
– Недурно вы отплатили мне за спасение. Я этого не забуду.
– Ещё есть время покаяться и передумать, - крикнула королева ей вслед.
Оно ответа не последовало.
Дверь затворилась со зловещим скрипом, и в Большом зале Дарема стало тихо.
– Позволено мне будет высказаться?
– спросил лорд Саби.
– Ах, говорите, - королева взмахнула платком и сошла с возвышения, на котором стоял складной трон.
– Не слишком ли жестоко вы поступаете с этой милой девушкой? Достало бы заключения на месяц, лишения титула и изгнания.
– Что сказано - не воротишь, - ответила королева беззаботно, подходя к окну и приподнимая занавесы.
– Я ведь поклялась ярким пламенем, а такие клятвы нарушать нельзя. Уж вам-то это известно.
Выглянув во двор, она поманила пальцем Годрика и Тилвина:
– Приблизьтесь. Она была вам дорога, мы понимаем. Мы разрешаем посмотреть на неё в последние минуты.
Тилвин подошел к окну твердым шагом. Годрика подтащили гвардейцы и заставили смотреть, схватив за волосы.
Во дворе возле стесанного иссеченного камня уже стоял палач, и крестовина меча, ожидавшего своего часа, блестела на солнце. Высокая стройная женщина в голубом платье, с кудрями рыжими и яркими, как начищенная медь, подошла к страшному камню, не выказывая страха. Она обернулась к сопровождавшим её гвардейцам и что-то сказала, после чего взошла по ступеням и стала рядом с палачом - такая же высокая, как и он.
Палач положил ей на плечо руку, принуждая опуститься на колени, и женщина подчинилась. Она сама легла головой на плаху, и палач отбросил с шеи приговоренной длинные волосы. Они упали до самой земли, как шелковый золотисто-рыжий плащ. Примерившись мечом, палач сделал замах. Сверкающий клинок полетел вниз, и ничто и никто уже не смогли его остановить.
Королева по очереди посмотрела на мужчин, наблюдавших казнь. Лица обоих ничего не выражали, и глаз никто не отвёл.
– Мне искренне жаль, - сказала Её Величество.
– Всегда печально, когда молодые уходят так рано.