Война сердец

Darina Naar

— Даже не сомневаюсь, — уныло согласился Данте. — В этом и отличие между нами. Он не любит Эстеллу так, как люблю её я. Я не могу причинить ей боль, лучше сдохну сам, а он не думает о её чувствах.

— Тогда подумай, кого ты ещё ненавидишь, так же сильно, как Маурисио Рейеса, — сменил тактику Салазар, поняв, что спорить бесполезно.

— Не знаю, не знаю... — Данте обхватил голову ладонями. — Я ненавижу всех и себя в том числе. Очень жаль, что я не могу убить себя. Я бы отдал за Эстеллу свою жизнь.

— А-ха-ха-ха-ха-ха!!! Такого дурака,

как ты, ни высший, ни низший свет ещё не видывал.

— Салазар, уйди прочь! Ты меня раздражаешь, — взмолился Данте. — Я от тебя устал, у меня голова раскалывается!

Боль и правда была такая, будто по затылку стукнули камнем.

— А-ха-ха-ха-ха! — хохотал Салазар, как антагонист на сцене драмтеатра. — Какой ты неблагодарный! Я хочу помочь, но воля твоя. Я могу и уйти. Совет напоследок: загляни в Жёлтый дом.

— Что-о-о-о?

— Да, сходи туда, навести бывшую мамочку Каролину. Она давненько поджидает тебя, чтобы вырвать тебе глаза за то, что ты её туда упёк.

— Каролина в Жёлтом доме? Как это я её туда упёк? Что ты несёшь, Салазар? — опешил Данте.

— Что слышал. Упёк её туда, правда, я, а не ты. Но, думаю, она это заслужила. Ненавижу предателей! А ты можешь доделать мою работу. Бедняжка, наверное, страдает. Хорошо бы избавить её от земных мучений, отправив в царствие Тьмы или Света. Навсегда, — Салазар опять расхохотался надрывно, жестоко.

— Салазар! Что ты имеешь ввиду? Что ты говоришь?

Но ответом послужило молчание.

Впрочем, Данте лишь сделал вид, что ничего не понял. Намёк Салазара был ясен, как свет луны во мгле. Каролина — вот предполагаемая жертва. Но... Нет, он не сможет никого убить, иначе, чем в каком-нибудь поединке типа дуэли. А просто так...

В глазах вдруг потемнело, и Данте прижался лбом к дереву. Кончики волос искрились, но юноша был так поглощён мыслями, что не обратил на это внимания.

Мало-помалу волнение улеглось, и Данте овладело любопытство. Значит, Каролина в Жёлтом доме? Недоумение сменилось глухой радостью, даже злорадством. Он почувствовал себя отмщённым. Это ведь она, она, Каролина, отправила его в ад, в Жёлтый дом. Там его держали на цепи, так собаку, довели до безумия. Так что поделом ей. И Данте испытал отчетливое желание Каролину увидеть, насладиться её унижением. Выбежав на дорогу, он поймал экипаж.

— В Жёлтый дом! — велел он кучеру.

Тот ничего не сказал, смерив Данте порицающим взглядом: у всех чума, а он тут разъезжает.

Выстроенное кольцом здание, с облупившейся на стенах жёлтой краской, выглядело как башня после войны или землетрясения. Этот «шедевр» архитектуры напоминал груду набросанных друг на друга камней в пять этажей высотой. Кусты примяты; вокруг — глухой забор с частоколом и крошечная калитка в нём.

Данте долго в неё стучался, пока ему не открыл дежурный санитар — невысокий коренастый мужчина, угрюмый на вид.

— Чего вам? — пробасил он сурово.

— Я хочу увидеть одного человека, — ответил Данте. — Моя... моя тётя. Она лечится здесь.

—

Зачем оно вам? Они ж все безумные, с ними и говорить нельзя, они ни черта не понимают, а то и убить могли б, ежели б их тут не сажали на цепь.

— Понимаете, сеньор, я приехал издалека и узнал, что моя тётя здесь. Возможно, я увижу её в последний раз. Пожалуйста, впустите меня, — пудрил Данте мозг санитару с видом добродетельного и очень любящего племянника.

— Ну ладно, заходите, чего уж там, — вздохнул санитар, приглашая Данте за забор. — К некоторым и правда родственники приходят, к иным и нет. Может, боятся, а, может, и рады избавиться. Да их понять легко. Страшенное зрелище, я вам скажу, эти безумные.

Санитар повёл Данте за собой, и у того поджилки затряслись, когда он вошёл в здание, где провёл страшнейший год своей жизни. Перед глазами плавал туман, сердце колотилось, а когти вдруг начали удлиняться и искрить. Данте быстро сунул их под чуть длинные ему манжеты. Санитар шёл впереди, не глядя на юношу. Он открыл какую-то дверь, зазвав Данте внутрь. Это было помещение, где по центру стояли стол и кресло. А ещё куча шкафов с папками. Санитар вынул с одной из полок толстенную книжицу с вереницей безликих имён пациентов и номеров их палат.

— Как тётку-то звать вашу? — спросил он.

— Каролина Ортега, — голос Данте звучал спокойно, хотя он весь трясся от нахлынувших воспоминаний. Со свойственной ему впечатлительностью, Данте мигом ощутил, как шею опять обхватывает ошейник с цепью. Он ухватился рукой за горло. Нет, цепей нет, но от этого не легче. И зачем он сюда пришёл?

Санитар, полистав книгу, нашёл букву «О» и теперь водил пальцем по списку пациентов с не самой редкой фамилией Ортега.

— Ортега Камила, Ортега Карлос, Ортега Каролина. Вот она, нашёл! — радостно провозгласил он. — Палата №47. Это четвёртый этаж. Идёмте.

И они двинулись в путь, минуя коридоры и двери, из-за которых слышались вопли, плач, смех, рёв и даже мяуканье. Поднялись по узенькой лесенке на четвёртый этаж и остановились у двери с цифрой «47».

Выудив из кармана связку ключей, санитар погремел, выбирая нужный — длинный с медным кольцом у основания — и вставил его в замочную скважину.

Внутри палата была пуста. Стены из грубого камня, груда тряпок на полу и всё. На тряпках сидела женщина в рубахе до пят и с растрёпанными седыми волосами. На руках, ногах и шее у неё были цепи.

— Она? — уточнил санитар у Данте, чтобы быть уверенным, что привёл парня туда, куда нужно.

Данте присмотрелся. Действительно Каролина. Только она заметно похудела и постарела лет на десять.

— Она, — подтвердил он. — Если можно, оставьте нас наедине.

— Вообще-то она не буйная, так что можно, но если что — стучите в стену, я буду за дверью, — и санитар вышел.

Идя сюда, Данте не собирался причинять зло Каролине — он хотел на неё посмотреть. Но любопытство сменилось восторгом, а потом и холодной яростью. В груди образовалась чёрная дыра.