Война сердец
Шрифт:
— Зелье? Лекарство от чумы? — выпучила глаза Эстелла. Амарилис ведьма? Значит, не зря Сантана видела у неё хвост.
— Да-да, и я сварил много. Можно избавить город от чумы, прекратить этот кошмар. Я пообещал это алькальду.
— Не могу поверить! — Эстелла подпрыгивала на кровати, хлопая в ладоши. Она не умрёт, не умрёт! Данте спас ей жизнь, теперь они будут вместе. Всегда. А эпидемия закончится. Чудо какое-то.
Но потихоньку энтузиазм Эстеллы иссяк — она захотела спать. Данте даже испугался — вдруг лекарство не подействовало, но он-то чувствует себя хорошо.
— Не волнуйся, — успокоила его Эстелла. — Просто за время болезни я плохо спала. Да и у лекарств
Сладко зевнув, Эстелла погрузилась в негу сна. Данте долго изучал её черты, потом «вспомнил», что Эстелла не любит его больше. Действительно, за всё время, она не сказала ему ни слова о любви. Она любит Маурисио. Стоит ли тешить себя напрасными надеждами?
— Спи, Эсте, спи. Ты ещё слаба, — шепнул Данте. Обвёл пальцем контур её губ.
Ну вот и всё. Всё закончилось. Теперь он должен уйти навсегда. Тщеславие, горевшее в Данте в тот момент, когда он варил зелье, ещё подспудно грызло его, но уже не так сильно. Увидев Эстеллу, он понял: ему не нужна ни магия, ни власть, ни слава. И не хочет он никому доказывать, что как маг чего-то стоит. То, что ему нужно, — любовь Эстеллы — этого он не получит. Любовь нельзя выпросить или украсть. Она либо есть, либо нет.
Выудив из плаща несколько флаконов с зельем, Данте сунул их в карман эстеллиного платья, что висело на спинке кровати. Надо оставить ей зелье, вдруг болезнь до конца не ушла или она захочет спасти близких.
Набросив плащ на плечи, он покинул госпиталь, ни с кем не прощаясь.
Через полчаса Данте уже стоял в кабинете Алехандро Фрейтаса. Тот рот разинул, когда Данте выставил перед ним коробки с флакончиками — алькальд был убеждён, что юноша его надул, забрал статую и испарился.
— Вот лекарство, о котором я говорил, сеньор.
— Что правда? И оно действует? — обалдел алькальд.
— Действует. Я тому пример. Я выпил его сам и напоил свою жену. И оно помогло. Мне было ужасно плохо, как и ей, она умирала.
Алькальд нервно сглотнул.
— Думаю, мы в расчёте, — поставил точку Данте.
— А статуя?
— Статуя у Амарилис де Пенья Брага, — пояснил Данте, решив не упоминать, что она оживила единорога — алькальд всё равно не поверит. — Это была цена за рецепт. Я отдал ей статую, она дала мне рецепт лекарства, и я его приготовил. Теперь я пойду. Знаете, сеньор, мне кажется, вы хороший человек и хороший алькальд. Лучше тех, что управляли городом до вас. Надеюсь, популярность не изменит вас к худшему. Прощайте, — Данте эффектным жестом нахлобучил шляпу на лоб и вышел.
— Удачи! — услышал он пожелание вслед.
Оставалось зайти к Амарилис. Пора перевернуть эту страницу жизни и начать всё с чистого лица.
— Вот, как и обещал, я возвращаю вам палочку, — сказал Данте, представ перед Амарилис. Сняв с шеи волшебную палочку, он вложил её женщине в руку.
— Значит, зелье подействовало? — полюбопытствовала Амарилис.
— Именно так.
— А я не думала, что ты придёшь, — поцокала она языком, любовно вертя палочку в руках.
— Думали, я вас обману? — ухмыльнулся Данте. — Я всегда держу своё слово, сеньора. И я не охотник за артефактами. Мне не нужна палочка, мне не нужна статуя, мне не нужно ничего, кроме счастья человека, которого я люблю больше жизни. А что вы сделали с единорогом?
— О, он пока у меня в конюшне. Там кроме меня и конюха никто не бывает. Сантана боится лошадей, после того, как в детстве одна кобыла едва её не лягнула. Не надо было дергать лошадь за хвост и лезть под копыта, но моя племянница неисправима. Она сочла виноватой лошадь, а не себя, и с тех пор не подходит к конюшне. А конюх у нас подслеповат,
Данте поблагодарил Амарилис, пожимая ей руку.
— Я думаю, мы скоро увидимся, — воскликнула она, кокетливо взмахивая ресницами.
Он нервно встряхнулся.
— Нет, сеньора. Мы с вами хоть и маги, но из разной среды. И пересеклись случайно. Если бы не чума, я бы никогда не попал в ваш дом.
— Никогда не говори никогда, — со строгостью учительницы предостерегла она. — Когда в зеркальном отражении сойдутся одновременно прошлое и настоящее, мы встретимся вновь, Данте. А пока до свидания, драгоценный мой чёрно-белый маг.
— Прощайте, сеньора.
Данте был сбит с толку непонятными словами Амарилис, но когда оказался на улице, на душе сделалось легко. Вот только грудь там, где соприкасались перстень и волшебная палочка ещё горела. Расстегнув рубашку, Данте увидел: на груди у него небольшой ожог. Перстень сиял всеми цветами радуги. Пришлось снять его с шеи и надеть на палец — на безымянный правой руки.
Поразмыслив, Данте решил пойти в «Маску». Чума скоро закончится, гостиницу и иные заведения откроют для посетителей. Надо обрадовать сеньора Нестора, ведь тот всегда относился к нему хорошо.
Данте пошёл пешком. Янгус парила в небе; теперь она вела себя адекватно и больше не орала. Одна улица сменяла другую, и Данте заметил: лица людей преобразились. Многие улыбались и о чём-то сплетничали. У ратуши как всегда толпился народ. Но люд обсуждал не списки умерших и не новые запреты алькальда. Поравнявшись с толпой, Данте услыхал кусочек разговора:
— Алькальд-то наш принёс в госпиталь лекарство от чумы.
— Теперь всех вылечат.
— Конец чуме!
— Да здравствует Алехандро Фрейтас!
— Если бы мы тогда не ворвались в ратушу, ничего бы этого не было.
— Теперь, все, кто ещё жив, поправятся.
— Надо закатить праздник!
Ухмыляясь Данте прошёл мимо. В Ферре де Кастильо возвращается жизнь. Но не в его душу. Там чёрная дыра, из которой нет выхода. И, по мере того, как на глазах Данте оживал измученный город, душа его падала в бездну всё глубже. Ему нет места нигде, никому он не нужен, даже Эстелле. Ради неё он готов на всё, но она любит другого. Пока Данте шёл до гостиницы, эти мысли становились всё навязчивей, а в мозгу звучали голоса — теперь их было несколько. Один он уже знал, привык к нему с детства. Салазар. Чёртов Салазар дьявольски хохотал, обзывая Данте никчемным дураком, помешавшемся на глупой девке. Второй голос был ни на что не похож. Мягко и вкрадчиво он звал на свободу. Хорошо бы побежать по траве, поваляться в ней, заснуть на груди у девушки, что кормит его из рук. Кто она? Он не помнит. Но её надо найти. Был ещё и третий голос. Данте мог бы поклясться, что раньше его не слышал. Голос был злой, грубый. Даже хуже, чем голос Салазара. У того хотя бы тембр приятный, а от этого возникало лишь одно желание — размозжить голову о стену ближайшего дома.
«Эстелла твоя, только твоя... — внушал новый голос. — Всех, кто тебе мешает, надо уничтожить, стереть с лица земли. Эстелла должна быть с тобой, даже если этого не хочет, даже если не любит тебя. Она — твоя собственность».
Данте прижал ладони к вискам.
— Прекрати! Заткнись! — прошипел он.
Нельзя слушать этот бред. Он никогда не причинит зло Эстелле. Он не станет её неволить, заставлять быть с ним, если она любит другого. Нет, нет, никогда!
«Она только твоя, — не унимался голос. — Это приятно, когда тебя боятся. Чувство страха в глазах любимой женщины дарит такую же эйфорию, как и её любовь».