Война. Часть 1
Шрифт:
Через пару минут шум двигателей полностью заглушил все остальные звуки и невооружённым взглядом можно было легко разглядеть первую девятку атакующих бипланов с прямыми без «чайки» верхними крыльями. Ещё через короткое время от самолёта ведущей тройки отлелились десяток маленьких точек, быстро устремившихся к земле. Повторяя действия командира бомбы сбросила вся девятка.
— АО — десятые пошли… — Тоном комментатора начал Рычагов и вдруг заорал, неловко оседая на пол. — ложись!
Через секунду по всей округе загрохотали небольшие взрывы, поднимая в воздух заряды воды и песка. Мириады смертоносных осколков и гальки принялись
— Никто не ранен? — Стою на четвереньках и трясу головой из стороны в сторону, как собака.
— Нет, нет, в руку… — как глухие, громко отвечают бойцы, старшина бросается к последнему.
Пошатываясь, поднимаюсь на ноги и поднимаю голову: истребители, выстроившись в большую карусель над плоской вершиной Заозёрный, по очереди срываются вниз в пикирование и поливают огнём своих пулемётов что-то внизу. Послышались хлопки японских зениток, но клубки разрывов видны значительно выше и в стороне. Бомбовый удар второй девятки И-15 пришёлся по склону сопки, метрах в сорока над нами, в сплошном зелёном лесном покрывале образовалась внушительная проплешина.
— Товарищ старшина, вы тут заканчивайте, — тот умело и споро бинтует руку раненому. — и на второй секрет, а мы с Васильевым на первый… Им может быть помощь нужна, последние бомбы куда-то туда упали.
Как выяснилось, одна из бомб упала на тропу, разделявшую наш секрет и позицию, где залегла цепь японских солдат, прочёсывавшая склоны Заозёрной и напоровшаяся на наш огонь. Этот взрыв прекратил атаку японцев, убив и ранив нескольких нападавших, не причинил никакого вреда нам, но к тому моменту в строю осталось лишь двое красноармейцев из пяти: был убит Бобарыко и тяжело ранен сержант и легко — ещё один боец. Лейтенант Мошляк встал за пулемёт и короткими точными очередями сбил на время боевой пыл самураев, но те перегруппировались и, подбадривая себя криками «банзай», бросились вниз на наши позиции.
— Одного прямо… в десяти шагах снял, — тяжело дышит лейтенант, сам легко раненый в плечо, шагая рядом с плащ-палаткой, на которой мы с Васильевым несём потерявшего сознание Лукашенко. — он скатился по склону… мне прямо под ноги…. а у него на поясе фляжка на тонком ремешке… лёгкая из белого железа… в брезентовом чехле… дай, думаю, воды испью…. я, значит, колпачок отвернул, пробку вынул…. а она в нос шибает… водка там была ихняя, саки называется… Васильев вдруг заходится в нервном смехе и роняет свой конец плащ-палатки. Мошляк, деловито снимает фляжку, наливает в колпачок мутноватую жидкость и заставляет моего напарника сделать глоток.
— … такой вот значит он есть, этот «самурайский дух», — вновь пускаемся в путь. — пьяные они в атаку идут… потому так громко кричат… храбрости им сс… водка добавляет. Уже почти в самом низу, на выходе из дубняка, оставив двоих бойцов с «Максимом» на тропе делаем привал. Выглядываю из травы и смотрю на небо: не послышалось, горизонт чернеет от множества едва различимых на глаз точек.
«Сколько же
«Приплыли… сам видел сегодня на аэродроме в Ворошилове как оружейники при помощи лебёдок подвешивали к подкрыльевым бомбодержателям этих слонов трёхметровые сигары ФАБ-1000»…
— П***ц. — Вторит моим мыслям кто-то сзади.
«Как же так… ну, положим, И-15-ые были уже в воздухе, когда я передавал радиограмму, наверняка, все они были без раций, но на то, чтобы бомберам сообщить, времени же было предостаточно. Что с ними не так»?
— Разговорчики! — Прикрикнул Мошляк. — Отдаю боевой приказ: всему личному составу укрыться в русле того ручья…
Лейтенант неосторожно дёргает раненой рукой в направлении небольшой заросшей расщелины, сбегающей вниз с вершины сопки, лицо его мертвецки бледнеет.
— Чаганов, на вас бойцы из лагеря, Васильев — первый секрет…. — полетели команды Мошляка.
— А что, может и получиться… русло глубокое и узкое…. вьётся вниз по склону и впадает в Хасан неподалёку от нашего убежища…. воды по щиколотку, — стучат мысли по темечку в такт буханью моих сапог по каменистой тропинке.
Не таясь, пролетаю с десяток метров по открытому месту до зарослей камыша и врываюсь в «штаб» сквозь «стену».
— Подъём! Все за мной! Старшина, поможешь майору! С собой взять только оружие и боеприпасы! — Противореча своему приказу, левой рукой хватаю «разгрузку Вассермана», а правой продолжаю прижимать к груди искорёженную рацию. — Не отставать!
— Лейтенант госбезопасности Мальцева на проводе, — тонкие пальцы девушки, крепко сжимающие деревянную ручку телефонной трубки, белеют. — соедините с комкором Смушкевичем.
— Товарищ Смушкевич в кабинете у командующего, — укоризненно отвечает его секретарь. — позвоните часа так через два, сейчас я могу только принять телефонограмму…
— Послушай меня, капитан, — зашипела Оля, как змея. — я звоню по поручению Генерального комиссара госбезопасности товарища Берия. Если ты прямо сейчас не позовёшь комкора к аппарату, я тебя в лагерную пыль сотру…
Стоящий рядом Ким невольно вздрогнул от разительной перемены, которая произошла за секунду в облике милой девушки.
— Одну секундочку… — в голосе секретаря одновременно послышались раздражение и испуг.
— Ну что? — Оля прикрывает трубку ладошкой, поворачивается к Киму, склонившемуся над «Бебо».
— Товарищ Меркулов уже едет в Управление, будет на связи минут через десять.
— Комкор Смушкевич на проводе…
— Здравия желаю, товарищ Смушкевич, — глаза Кима лезут на лоб: это уже третья интонация и громкость, которыми окрашивается голос девушки за последнюю минуту, теперь это — голос коллеги, знающего себе цену.
— … Мальцева здесь. Мне из особого отдела доложили, что майор госбезопасности Чаганов вылетел с майором Рычаговым на самолёте У-2 с аэродрома Воздвиженка вылетел в Новокиевку, где должен был приземлиться в полдень. Что вам известно об этом? Где Чаганов, Рычагов, самолёт?