Война. Часть 1
Шрифт:
— Серьёзно? Мне двадцати ещё нет… — расправляет плечи Оля, — и вообще на себя посмотри, тебе учёную степень давно надо было присвоить, по совокупности заслуг.
«Заслуг, блин, по компиляции и плагиату… Не хочет подруга заниматься наукой. Я бы сам может быть и подумал о научной карьере, если бы не было нужды карабкаться наверх по лестнице исполнительской власти».
Заглянувшая без стука в кабинет «Грымза» краснеет и отводит глаза, а я с сожалением снимаю руку с Олиной талии…
— Тут объективка на Презента…
9 октября 1938 года, 19:00.
— Ты опоздал… — капризно закусывает стройная девушка в строгом чёрном пальто подхватывает под руку высокого плотного мужчину, — я тебя уже десять минут жду.
— Извините… — тот безуспешно пытается высвободить руку из неожиданно крепкого захвата.
— Да прекратите вы вырываться на нас уже внимание обращают… — зло зашептала она, — я от Петрова. Павел Иванович в командировке, теперь будете держать связь со мной. Он же вас предупреждал позавчера.
— Да-да, конечно, но я не ожидал встретить девушку… так всё стремительно.
— А вы, Герхард, хорошо говорите по-русски, акцент какой-то странный, не немецкий…
— Китайский… — смеётся мужчина, с удовольствием поглядывая голубыми глазами на энергично вышагивающую рядом спутницу.
— Открывайте зонт скорее, кажется, начинается дождь. Да, на китайский немного похоже…
— Мой отец работал инженером на КВЖД, сам я родился в Харбине и моими первыми языками были русский, китайский и немецкий, да-да, именно в таком порядке… Над моим немецким долго ещё смеялись одноклассники в Бреслау, когда мы после революции из Маньчжурии. Но я понимаю, вы…
— Ольга, зовите меня Ольга, товарищ Кёгель.
— … не для того, камрад Ольга, позвали, чтобы выслушивать мои мемуары.
— Вы правы, Герхард, — не доходя до недавно открытого нового полного машин и пешеходов Крымского моста, Оля тянет спутника на пустынный, стоящий рядом на деревянных опорах в пятидесяти метрах старый мост, с разобранными трамвайными путями, — есть новости из Берлина?
— Правильнее будет сказать слухи, — порыв ветра едва не вырывает тяжёлый брезентовый зонт из рук мужчины, — как я уже сообщал, неделю назад наше посольство посетил личный эмиссар Гейдриха гауптштурмфюрер Шеленберг… Камрад Ольга, вам не кажется подозрительным мужчина, уже долго идущий за нами?
— Это мой человек, не беспокойтесь, Герхард.
— Это был короткий визит, в тот же день мы провожали Шеленберга на Белорусском вокзале в Берлин. Говорят, что он привёз в посольство два чемодана с золотом… Чемоданы я сам помогал нести, никому из обслуживающего персонала к ним не подпускали, очень тяжелые…
— А с послом Шуленбургом этот гауптштурмфюрер встречался?
— Вы знаете, Ольга, нет. Даже как-то демонстративно нет, ни с военным атташе, ни с представителем абвера. Из всех работников посольства он выбрал почему-то моего начальника советника Хильгера. С ним он крепко выпил тем вечером, отмечая «удачную покупку»… А сегодня утром Хильгер, он очень выделяет меня из остальных работников торгово-промышленного отдела, сообщил по секрету, что в верхушке Вермахта раскрыт заговор, почище, чем фронда Фрича — Бломберга: он назвал имена генералов Бека, Гальдера, фон Браухича, фон Трескова. Это всё известные в армии
Девушка с непроницаемым лицом увлекает немца под арку с подсвеченной электрическим светом надписью: «ЦПКО им. М. Горького».
— Я вижу, что моё сообщение не явилось для вас неожиданным, камрад Ольга? — разочарованно протягивает он, заметив отсутствие интереса у девушки.
— Нет-нет, товарищ Кёгель, ваши данные очень важны для нас, — улыбается она, направляясь к едва различимой в темноте чёрной «эмке», припаркованной на боковой аллее, — а я такая серьёзная, потому что пытаюсь запомнить ваши слова точь — в точь. Сюда!
— Костя, — хлопает меня по плечу Оля, плюхаясь на заднее сидение, — включи печку, мы продрогли.
«Щас, только за дровишками сбегаю. Откуда в „эмке“ печка? — поворачиваю ключ и жму на педаль зажигания до тех пор, пока не затарахтел мотор, — привыкла, понимаешь, смотреть на мир из окна моего персонального автомобиля ЗИС-101».
Ввиду особой секретности предстоящей операции, мы решили ограничиться только своими: ты да я и «Гвоздь», который неделю назад перешёл из «наружки» НКВД в Спецкомитет в Олино подчинение.
— Вечер в хату, — давний друг, полностью амнистированный (в числе ряда других раскаявшихся уголовников) Прокуратурой по моему ходатайству год назад, садится рядом на пассажирское сидение и аккуратно без стука прикрывает за собой дверцу.
— Итак, товарищи, — Оля не замечает вопросительного взгляда немца, — сегодня вечером мы проводим операцию в германском посольстве. Цель операции — установка прослушивающего устройства. Герхард, твоя задача — пройти в свою комнату на втором этаже главного здания посольства и открыть в ней окно, в конце операции, соответственно, закрыть его за мной. Гвоздь, ты отвлекаешь охрану у входа и страхуешь меня снаружи. Костя, ты ожидаешь нас на улице Герцена…
«Ну не совсем так… Гвоздю с немцем об эндовибраторе знать не обязательно… прослушка и прослушка»…
Первоначальное его устройство, что было опробовано на ежовской даче, подверглось кардинальной ревизии: во-первых, место тончайшей мембраны из золота, занял тонкий кружок из пьезокерамики, который заметно лучше справляется со своей задачей быть подвижной стенкой акустического резонатора микрофона; во-вторых, благодаря радикальному повышению задающей частоты генератора, размер стержня-антенны уменьшился до трёх сантиметров и стал «гвоздь» больше походить не на гвоздь, а на портновскую булавку с крупной головкой.
Технология закладки эндовибратора также изменилась: теперь стало достаточным сделать глубокий прокол длинным острым шилом в любом деревянном предмете (мы остановились на спинке любимого кресла посла), вставить в него стержень булавки, предварительно аккуратно смазав изолятор, к которому крепится шляпка, клеем.
Оля начинает давать пошаговые инструкции Кёгелю и Гвоздю, свои — я получил заранее.
— Вопросы есть? — в голосе подруги прорезается металл, — нет, ну тогда, Костик, ходу…