Война. Часть 4
Шрифт:
– Спасибо, господин президент,- советник Берли почтительно склоняет голову в его сторону,- на мой взгляд в этом трудном вопросе нам следует избегать резких движений - как-то ультиматумы, разрыв договоров, политическое давление и тому подобное. Значительно более эффективными будут экономические рычаги. Все наши планы в отношении партнёров надо проверять экономикой. Рассмотрим, к примеру, вопрос с авианосцем, есть такое расхожее выражение - 'если хочешь окончательно разорить бедную страну, то подари ей линкор'- которое как нельзя лучше подходит для России. В нашем же случае, мы не только ничего не дарим, но, наоборот, получаем взамен крайне дефицитный на рынке товар. Если же мы ещё дадим в придачу чертежи стратегического бомбардировщика, то можно почти гарантировать, что средств на свою атомную программу у русских не останется совершенно. Что же касается Великобритании, то экономические меры - напомню, что сейчас англичане
– Не забывайте, господин советник,- в голосе госсекретаря Халл слышатся ревнивые нотки,- что политические меры в отношении военного кабинета Черчилля могут оказаться неэффективными. До конца войны коалиционное правительство имеет законодательный иммунитет согласно Акту об экстренных полномочиях от 1939 года.
– Вы правы, господин госсекретарь,- отвечает Берли, продолжая смотреть только на президента,- этот акт наделяет правительство чрезвычайными полномочиями, однако его действие должно ежегодно продлеваться голосованием в парламенте. Через месяц как раз должно состояться очередное. Обвинения в несоблюдении духа Атлантической хартии, неминуемая потеря Гибралтара и ухудшение продовольственного снабжения населения вместе могут кардинально изменить общественное мнение и настроения в парламенте. Поэтому необходимо незамедлительно начать конфиденциальные переговоры с лидером лейбористов Эттли или кем-то более подходящим из консерваторов.
Москва, Кремль, кабинет Сталина.
6 июля 1941 года, 18:30.
– Следующий вопрос,- с дальнего конца стола для заседаний подаёт голос управделами СНК Чадаев,- обсуждение корректировок народнохозяйственного плана на 3-й квартал 1941 года.
– Есть какие-то возражения?- Вождь, подойдя к торцу стола, обводит взглядом собравшихся, начавших громко перелистывать, лежащие перед ними бумаги с материалами заседания политбюро.- Товарищ Чаганов, слушаем вас.
– Товарищи, прошу меня извинить если кому-то покажется, что я говорю не совсем по теме, но прочитав проект нового квартального плана меня неприятно удивил его чрезвычайный характер. Понимаю, что это наш первый план военного времени, призванный перевести советскую экономику на военные рельсы, но надо перевести её плавно, не побив посуды. Возьму лишь один показатель - увеличение производства вооружений за квартал на 26 процентов. И это по сравнению с очень напряжённым планом на 3-й квартал мирного времени. Я понимаю, что техника на фронте выходит из строя, требуется пополнять мобилизационный запас, который тратится на формирование новых соединений, но рост показателей на четверть за три месяца больше напоминает чрезвычайную реакцию на разгром на фронте, которого нет и в помине. Этот проект плана толкает нас на экстенсивный путь - чтобы его выполнить мы должны на те же 26 процентов увеличить производственные мощности, материальные фонды и количество рабочей силы. А по факту даже больше, поскольку для того, чтобы выйти на производительность и качество военных предприятий, гражданским заводам потребуется длительное время...
– Контрольные цифры по для планирования, товарищ Чаганов,- не выдерживает наконец Вознесенский, слушающий мои слова с мрачным вооружением на лице,- мы получаем из Ставки. Неужели вы считаете себя более компетентным в вопросе сколько вооружений требуется Красной Армии, чем работники Генерального штаба?
– ... Нет, конечно, товарищ Вознесенский, не считаю,- безуспешно пытаюсь встретится взглядом с оппонентом,- но военные не обязаны знать, что в промышленности лучшее - враг хорошего...
– Это не только в промышленности,- замечает кто-то сбоку.
– ... Ведь совершенно понятно, что каждый лишний процент непропорционального повышения темпов в какой-то одной области приводит к огромному дисбалансу в экономике в целом...
– Выражайтесь точнее, товарищ Чаганов,- хмурится вождь,- вы что против ускоренного роста военной промышленности по сравнению с другими отраслями?
– ... Нет, товарищ Сталин, я не об этом. Я против столь резких увеличений темпов. Каждый процент роста темпов надо обосновать. У нас годовые предвоенные темпы роста промышленности составляли 13 процентов. Годовые. А здесь - квартальные 26 процентов. При этом для некоторых наркоматов и главков ещё выше. Причём если в мирное время мы могли хоть как-то оспорить контрольные цифры, попросить увеличить лимиты, то сейчас такой возможности из-за отсутствия времени нет. Госплан переходит к директивному планированию. Хотя о каком планировании можно говорить, если плановые органы вынужденно контролируют всего лишь несколько и только материальных балансов - по металлу, топливу, электричеству, транспорту и людским ресурсам...
– Хорошо, товарищ
– Немедленно, товарищ Сталин, объявить о создании Государственного комитета обороны. Этот вопрос уже перезрел. Постановление давно готово, но не реализуется. А без этого единого понимания государственных задач военными и гражданскими не достичь. Что касается противоречий, которые возникают между плановыми органами и руководителями промышленности, то, на мой взгляд, последним надо дать больше прав для решения оперативных вопросов. А именно, наркомы и начальники главков должны иметь право в пределах своей компетенции перебрасывать лимиты, объёмы капитальных вложений, сырья и материалов без согласования с плановыми органами. Пускать текущие средства на капитальные вложения и наоборот без согласования с Госпланом. Уменьшить бюрократию - избавиться от обязательного оформления соглашений между предприятиями хозяйственных договоров под контролем плановых органов. Достаточно будет просто визы по телефону.
– Не совсем понятно, товарищ Чаганов,- вождь начинает свой рутинный вояж по кабинету,- зачем нам создавать чрезвычайный неконституционный орган власти, если председатель Совета Народных Комиссаров и так по должности имеет власть над всеми наркомами, включая наркома обороны. Тем более, как вы только сами только что заметили, чрезвычайной ситуацией в стране и не пахнет. Где логика?
– На мой взгляд, товарищ Сталин, сложившаяся в мирное время система государственного управления не отвечает требованиям военного времени.- В кабинете раздаётся возмущённый гул.
– Вот, например, мы сейчас на политбюро обсуждаем чрезвычайный народнохозяйственный план. Мало того, что третий квартал уже давно начался, ещё потребуется время для его детализации на уровне бюро СНК, наркоматов, главков и предприятий. Неизбежно на местах возникнут ситуации, которые в рамках существующей системы управления промышленностью потребуют согласований в плановых , финансовых и других центральных органах. Предвидя эти ситуации, товарищ Вознесенский, пользуясь своим высоким положением, хочет наделить представителей Госплана на местах не только контрольными функциями, которые можно только приветствовать, но и функциями управления, координации. Шаг вполне логичный, так как имеет целью ускорить прохождение решений из центра до предприятий, но, с другой стороны, дублирующий работу наркоматов и главков. Большая же самостоятельность наркоматов и главков позволит избежать большинства согласований в рамках плановых заданий. При этом за ГоКО останутся только директивные и контрольные функции. Плановые задания наркоматам будут спускаться его постановлениями. А если вы, товарищ Сталин, как председатель ГоКО будете совмещать пост наркома обороны, то планы операций на фронте будут в максимальной степени согласованы по объёму и времени с планами выпуска военной техники в тылу.
'Осторожничает,- боковым зрением слежу за, раскачивающейся в такт шагам, фигурой хозяина.- Не хочет без острой необходимости ломать работающую систему'?
– Думаю, товарищ Чаганов, - вождь вновь останавливается напротив,- что ваши соображения по поводу поста наркома обороны заслуживают дальнейшего обсуждения. Для укрепления власти председатель Совета народных комиссаров вполне может совмещать свою должность с постом одного из наркомов. Но давайте вернёмся к обсуждению контрольных цифр квартального плана.
* * *
– Вы, конечно, фельдмаршал, теряетесь в догадках,- Гитлер убирает со стола правую руку, которая начинает заметно подрагивать,- для чего я вас так срочно вызвал к себе с фронта...
– Так точно, мой фюрер,- неудобно сидящий на низком кресле Рейхенау нервно кивает.
– ... Я хочу предложить вам пост начальника Генерального штаба сухопутных сил...
– Мой фюрер, я готов выполнить любой ваш приказ, но моя служба в основном проходила в войсках, я никогда не...
– Мне это известно, фельдмаршал,- Гитлер нетерпеливо перебивает его, встряхнув головой,- но делая это предложение вам, я исходил из того, что главной чертой генерала, который займёт этот пост, должна быть безусловная преданность душой и телом идеям национал-социализма. Именно этот идейный стержень позволит вам, я в этом не сомневаюсь, ещё глубже раскрыть своё военное дарование и справиться с обязанностями начальника Генерального штаба. В прошлом нам слишком часто приходилось идти на компромисс, ставя во главу угла лишь деловые качества кандидата на высокий пост. Мы закрывали глаза на его фрондёрство, рассчитывая, что оно выражается лишь в словах, за которыми не следуют никакие действия. Это время безвозвратно прошло вместе с тем подлым покушением, которое произошло в Цоссене. Итак, фельдмаршал, ваше слово, готовы ливы принять на себя эту тяжёлую, но почётную ношу и пойти нога в ногу со мной к победе Германии - сегодня я вступаю в должность Главнокомандующего сухопутными силами вермахта.