Война
Шрифт:
— У подружки командира крепости, — ответил на незаданный вопрос проводник. Рассказал подробности с видимой неохотой; ординарец, вертевшийся тут же, только восхищено присвистнул:
— И знакомы не были раньше? Ну ты даешь. Но, думаю, только ваши женщины такие податливые. С нашими бы ничего не вышло.
— Ловко и быстро, — похвалил и Вэй-Ши.
— Тут бы любого хватило, — откликнулся Энори, как показалось командиру рухэй, слегка раздраженно. — Когда женщине плохо, она цепляется за любую соломинку… Когда
Ка-Ян присвистнул, губы расплылись в широкой улыбке.
— Так хороша?
Проводник внимания на него не обратил.
— Крепость уже близко. Сколько времени вам понадобится, чтобы дойти?
— Вряд ли нас подпустят вплотную. Говоришь, на ближайшей заставе народу мало… Возможно, уже на закате попробуют остановить, если ими командует полный дурак. А нет — так укроются за стенами… тогда еще пара дней, если удастся пройти ближайшим мостом.
— Хорошо…
Проводник явно думал о чем-то своем.
— Не так важно, кто из отряда вернется на север, — обронил Вэй-Ши. — Но все же поостерегись шальной стрелы — тебе вести оставшихся, если не захочешь нас бросить.
Заметил вещицу, которой не было раньше — застежка со знаком Дома Таэна, рысью в прыжке, причем не абы какой, а той, что на знамени.
Хмыкнул; вроде, если обычаи их верно запомнились, он прав не имеет такое носить? И если демонстрация верности, то как-то не вовремя, а если наоборот…
Ничего не сказал. Энори уже все сделал, теперь разве что отравит весь их отряд — только это позволит Сосновой выстоять.
**
В храм, при котором находился Тайрену, молодую женщину пропустили без малейших препятствий. Если бы мальчика поселили на половине, предназначенной для монахов, и приказ самого генерала не помог бы ей туда попасть. Но наследник Дома жил там же, где селятся только решившие дать обет — и не с паломниками, и не со святыми людьми.
— Почему господин прислал женщину? — спросили и охранник Тайрену, и врач семьи Микеро, теперь следивший за здоровьем ребенка.
— Потому что мужчинам мальчик вряд ли поверит, и правильно сделает, — сказала она чуть раздраженно, как могла бы опытная нянька тем, кто пытается ей помешать.
— Не слишком ли ты молода? — у Микеро был острый глаз, небольшое количество орехового отвара, затемнившее кожу и создавшее круги под глазами, не обмануло его.
— Во сколько лет тебя родила мать? И неужто никто из старших сестер или братьев в твоей семье не возился с малышами? — усмехнулась Лайэнэ, — А впрочем, отошлите меня назад, обрадуйте господина.
На это никто не решился.
— Смотри, он весьма недоверчив, не любит излишней заботы и неразговорчив, — в полосатой одежде врачей Микеро сильно отличался от монахов, но удивительным образом подходил этому месту. Хотя и врачи живут не для себя — не в этом
Накануне он все уши прожужжал Лайэнэ, как себя вести, и теперь, ведя к подопечному, повторял все по новому кругу.
Няньку Тайрену пока отпустили в город — Лайэнэ не без колебаний решилась прописать и это в подложном приказе. Но, кажется, мальчик ее не любил… а обмануть ее было бы трудно. Сама пока вместо нее побудет. Вот уж карьера лучше некуда — из «девушек радуги» в няньки к наследнику первого Дома провинции! Есть чем гордиться, да… но уж очень смешно.
Микеро покосился на нее — заметил, видно, что посланница витает в облаках. А она уже вновь собралась — как учили еще в детстве, перед выступлениями, и, как тогда, испытывала веселое возбуждение..
— «Дни красноспинок» влияют на здоровье таких, как Тайрену, не лучшим образом: хоть расцветает природа, они слишком ослабели за зиму. И, чувствуя свое несоответствие миру, в эти дни пациенты особенно мрачны…
— Я поняла, — кротко сказала Лайэнэ, и не удержалась от шалости, уже на пороге комнаты: — Вы или ваши родители ведь не из города родом? У нас тоже так называют…
…Узнал ее или нет? Если и да, что с того? У нее приказ, и она была доверенным лицом господина. Мало ли что затеяли.
Впервые его видела, представляла совсем не таким. Хоть и знала, что мальчик с рождения был болен, все же невольно ожидала найти в нем черты отца… или дяди. Но он, верно, унаследовал внешность матери, и на братьев Таэна не походил бы даже здоровым.
Маленький, тонкий, полупрозрачный… Сероватая кожа, тени под глазами — такими представляют духов тумана, из тех, что заманивают путников на болота.
Настороженно смотрит, почти враждебно.
Ничего, на этот случай у нее есть письмо. И не только.
Перед появлением здесь пошла еще на одну хитрость. Это для нее Энори давно уже — запах мороза, снега, речного тумана. Но ведь была и едва ощутимая сладость зеленых яблок, и свежесть хвои. Воссоздать это она не смогла бы, но хоть что-то похожее. Люди так редко понимают, что порой может их побудить довериться незнакомцу — а дело всего лишь в сходстве, в отголоске чего-то привычного или любимого.
Мальчик еще не понял, кто она и зачем, а враждебность сменилась некой заинтересованностью.
— Оставь нас теперь, — велела врачу.
Когда стукнула, закрываясь, дверная створка, приложила палец к губам, показательно оглянулась по сторонам — вдруг кто подслушивает? — и достала из рукава исписанный листок.
Стоило ей показать письмо, якобы написанное Энори… Лайэнэ готова была поклясться, что лицо мальчика осветил солнечный луч — и кожа зазолотилась, и болезненные тени куда-то пропали.
— Ты его видела, да? Он говорил обо мне? Он скоро придет? Чем-то занят сейчас? Я готов ждать, сколько надо…