Война
Шрифт:
— Ты не ошибся, это именно его люди.
— Я был должен понять, что не захотите доводить их грызню до конца. Тогда я хочу кое-что у него попросить…
Он прервался, глянул на красную занавеску, за которой таилась дверца.
— Еще немного, и эта любопытная девица отодвинет дверную створку настолько, чтобы слышать наш разговор. Пожалуй, мне тут больше нечего делать.
Уже поднимаясь, добавил:
— Если к вам через пару недель, или вроде того обратится женщина… вы поймете, о ком я говорил. Помогите ей — она то, что вам будет очень кстати.
**
На совет в Хинаи приехали командиры всех крепостей,
— Командир Сосновой, глубокоуважаемый Таниера передает нижайшие извинения за свою болезнь…
— Знаем мы, чем он болен, — послышался голос. — Как завести себе молодую красотку, так для этого он в силе… Такая, говорят, ягодка, все при ней. А жена скрипит зубами со злости.
— А может, его красотка и умотала?
Смешки раздались.
Созывался общий совет, не военный — поэтому и крупнейшие чиновники Хинаи были здесь. Тори Аэмара впервые не улыбался на подобном сборище, и выглядел плоховато, бледный чуть не в зелень. Понятно, с чего. Но не очень ясно, почему он так мрачно поприветствовал двоих Иэра, старшего, Хоиру, и младшего — не оттого же, что, хоть оба Дома потеряли сыновей, у Иэра все-таки остался наследник?
И вот опять большой зал в доме Таэна, впервые за многие месяцы полон людей: справа железо, коричневая жесткая кожа, медные бляхи; слева многослойный тяжелый шелк. Справа сидят на отведенных местах военные, слева те, чье оружие кисть. Тот самый торжественно-красный зал, сейчас полыхающий, залитый солнцем, и древний меч на подставке… сможет ли Кэраи воспринимать его так, как привык с детства, или всегда теперь будет вспоминать о трещине, разделившей братьев? И меч… словно это он разрубил пол между ними.
Тагари молчит. Хмурится, но выглядит спокойнее, чем в последние дни. Сидит, опустив на подлокотники тяжелые руки. Солнце стекает по железным пластинам доспеха. Две недели, выданные младшему брату, еще не истекли, и на совет вынужден был его пригласить — до того, как прозвучит окончательное решение, нельзя показывать семейный раздор посторонним.
Хотя что тут показывать, все у старшего на лбу написано. Остается сохранять полнейшую невозмутимость, встречать любопытные взгляды с легкой улыбкой уверенного в себе человека. Четверть часа назад Кэраи выслушивал учтивые приветствия прибывающих, отвечал им — благожелательно, кому несколько свысока, кому почти на равных, а сейчас придется только слушать, смотреть и ждать. Тоже немало. Говорить же… любое слово может сыграть против него самого.
Все также молча Тагари указал, кому говорить — первому, за ним второму, и дальше.
Согласие было полным — никто не сомневался, что в середине или даже начале апреля начнется наступление. Подставу с оружием во многом поправить удалось, хоть и не до конца — мастера все-таки были людьми, а не сказочными умельцами. А вот с продовольствием туго — крестьяне и без того пострадали от наводнения, у них сейчас отбирали по сути последнее. И как прожить весну, неизвестно. То, что еще можно было употребить в пищу, но для воинов не годилось, раздали желающим…
— Но эти скоты неблагодарные не больно-то рады, хотя могли и вовсе не получить ничего, — сквозь зубы сказал командир Глядящей Сверху, Атога.
Все-таки очень он походил на Тагари, словно
Сам так и молчал, только смотрел и слушал. Делал вид, что просто сказать нечего.
Командир Срединной, Асума, одними уголками губ улыбнулся ему. Помнит прежние разговоры и договоренности. Тут же сухое лицо командира вновь лишилось и намека на выражение. В свою очередь получив слово, он, поклонившись, отметил: если понадобятся ополченцы, придется действовать силой, особенно в северных областях. Сам народ не пойдет. Обвел глазами глав крепостей Ожерелья — возразят ли? Только согласное гудение было ему ответом.
Провинция Ханаи напоминала неровную четверть круга, правую верхнюю. С севера и северо-востока ее прикрывали горы Эннэ, с запада — Юсен. Сейчас на севере стояли войска Мэнго, на востоке У-Шена. Ударят, скорее всего, одновременно, только вот пока неясно, где захотят прорвать Ожерелье. Разумней ближе к северу — если что, легче помочь друг другу. Но тогда и войска провинции выступят единой силой.
Хотя отряды У-Шена — внизу Ожерелья, могут напасть и оттуда, попытаться захватить Осорэи. Отчаянной смелости шаг, но молодой полководец на это способен. Только средние земли им не удержать. Все разорят и уйдут, если не придет подмога. Ради того, чтобы навсегда укротить независимую провинцию, даст ли У-Шену это сделать Столица?
— Я бы не тратил силы, — сказал пожилой темный глава Тай-эн-Таала. — Они могут надолго взять себе часть северных гор, зачем терять людей? Думаю, Ожерелье прорвут в верхней части. Племянник постоит тут, не давая расслабиться нам, а потом поспешит на выручку дяде.
— Подниматься значит терять время. Сейчас У-Шену прямая дорога к середине провинции. Он не удержит ее, но…
— Разграбит? Ему не дойти до богатых городов, самого окружат — а в бедных деревнях брать сейчас нечего.
— Всякий хлам и отбросы поставляли во все северные крепости, это неспроста. На нижний конец никто нападать не будет, — перебил Асума, не дожидаясь позволения говорить.
— Но если это лишь способ отвлечь…
— Слишком дорогой способ!
— Верно, — голос Тагари впервые за совет раздался над залом, прокатился ветром, пригибающим травы к земле. — Тот, кто выбрал его, знал, куда будет направлен удар… и позаботился также о том, чтобы лишить оружейников их главы. А сам, чтобы уйти от подозрений, на эти дни сделал вид…
Воздух в зале сгустился до невозможности, в него будто подмешали глину и камни. Даже те, кто ничего не понял, напряглись. У одних на лице был страх, у других горячее любопытство. Звон раскатился по залу, отразился от стен и потолка.
— Простите мою неловкость, — напевно, с глубоким поклоном произнес один из Иэра, младший, тенью сидящий за отцом. — Я не доглядел — отломилась застежка браслета.
Хорошо отломилась, от души; серебряное зарукавье откатилось к стене и ударилось о напольную вазу. Кэраи быстро глянул на Тори — тот был даже и не бледным уже — нежно-зеленым, в цвет их родового флага и молодой травки. А Тагари смотрел в пол и не шевелился.
— И я прошу прощения за неловкость моего сына, — поклонился старший Иэра. — Он, получив столь важное приглашение, так опозорил семью и больше не может здесь оставаться.