Воздушный шарик со свинцовым грузом (сборник)

Юдовский Михаил Борисович

За этими ссорами, институтскими занятиями, частными уроками и прочими мелочами как-то быстро и незаметно прошла осень. Роскошная желтизна сменилась удручающей серостью, деревья напоминали почерневшие скелеты, мрачным войском выстроившиеся вдоль улиц. В середине декабря насыпало немного снега, но продержался он не более суток, малодушно стаяв и превратившись в омерзительную слякоть. В один из таких слякотных дней мне снова позвонил Ярик.

– Есть две новости, – сообщил он. – И обе хорошие. С какой начать?

Я подумал и ответил:

– Начни с хорошей.

– Так обе хорошие!

– С обеих и начни.

– Попытаюсь. У отца на работе давали путевки. На январь. В Прикарпатье. В Яремчу. Ну это городок такой на Гуцульщине…

– И что?

– Он взял две. Одна – твоя.

– А вторая?

– Путевка?

– Хорошая новость.

– Аа… Здравый

смысл победил во мне благородство.

– Это, конечно, радует. И в чем заключается победа?

– Понимаешь, сначала я хотел предложить вторую путевку твоей Даше. А потом подумал: кто же едет в Тулу со своим самоваром?

– В какую Тулу?

– Я образно. Ехать в Крым или в Карпаты со своей барышней – все равно что прийти в ресторан с докторской колбасой. Короче, благородство побоку, едем вдвоем, ты и я. А уж на месте разгуляемся. Представь, тут слякотный Киев и печальные старушки под зонтами, а там горы, снега и девушки в ярких спортивных куртках. Короче, сдадим сессию – и вперед, в Прикарпатье, к веселым гуцулам. Только у меня одно условие.

– Ярик, не наглей, – сказал я. – Я еще не дал согласия, а ты мне уже условия ставишь.

– Что значит не дал согласия? – изумился Ярик. – Я ему на целую неделю предлагаю ключи от рая, а он еще раздумывает, брать их или не брать. Считай, что это тебе подарок от меня на Новый год.

– Даже так?

– Конечно. Друзья обязаны делать друг другу подарки. Я тебе подарю путевку в Яремчу, а ты мне подаришь восемьдесят рублей.

– Почему восемьдесят?

– Это цена путевки. Теперь согласен?

– Горноснежные девушки, – задумчиво проговорил я, – веселые гуцулы в спортивных куртках… Хорошо, согласен. А что за условие?

– Будешь изображать там американца, – радостно сообщил Ярик.

– Что?

– Говорю, американца будешь изображать.

– Ярослав, – сказал я, – вы идиот. Засуньте ваши путевки в ридикюль, закажите извозчика и езжайте на нем к чертовой матери.

– А в чем, собственно, дело?

– А дело, собственно, в том, что я не собираюсь в течение семи дней делать вид, что не понимаю по-русски, коверкать слова и улыбаться, как недоумок. Одно дело – часок-другой поморочить голову музейной бабушке, но целую неделю тупо пялиться на людей, как карась на лунное затмение…

– Успокойся, – перебил меня Ярик, – не надо коверкать слова и пялиться, как карась. Легенда меняется. Ты будешь американцем наполовину. Допустим, мама у тебя американка, а папа такой же киевлянин, как все нормальные люди. Ты здесь родился, потом уехал в Америку, потом снова вернулся… Сам придумаешь. В общем, живешь ты здесь, по-русски говоришь не хуже, чем по-английски. Зато в любой момент можешь спокойно уехать в Штаты. Допустим, у твоей мамы в Америке свой дом…

– Белый? – спросил я.

– Почему белый?

– Эффектно звучит. У моей мамы свой Белый дом в Вашингтоне и своя статуя Свободы в Нью-Йорке.

– Нью-Йорк – это пошло, – сказал Ярик. – И Вашингтон – тоже. Выбери какой-нибудь нейтральный город.

Я подумал и сказал:

– Бостон.

– Почему Бостон?

– У меня там приятель живет. Он этим летом с семьей в Америку уехал.

– Отлично! – обрадовался Ярик. – У тебя, можно сказать, глубокие американские корни. Что ты знаешь о Бостоне?

– Знаю, как он называется.

– Маловато. Ты бы в библиотеку сходил, почитал что-нибудь – про Бостон, про Америку…

– Обойдусь, – ответил я. – У меня своя голова на плечах. А книги твои библиотечные врут. Там пишут, что в Америке негров линчуют, а у нас в Бостоне, между прочим, мэр – мулат.

– Серьезно? – удивился Ярик.

– Почти наверняка, – ответил я. – Красавец-мужчина, сын массачусетского землевладельца и пуэрто-риканской танцовщицы. Борется за права нелегальных радиолюбителей и разводит мангустов.

– Рад за него. Короче, время подготовиться есть. Нужно будет купить несколько бутылок хорошего вина…

– Почему не водки?

– Девушки предпочитают вино.

– С каких пор ты стал девушкой?

– Я не о себе, дубина. И не о тебе, на всякий случай. Я о девушках, которых мы пригласим в наш номер. Не водкой же их угощать.

– Я бы угостил.

– Какой-то ты неправильный американец, – вздохнул Ярик. – Неужели в Бостоне девушек водкой поят?

– В Бостоне девушек поят чаем, – сказал я. – Знаменитые бостонские чаепития. Тихий зимний вечер, снег за окном, в гостиной маминого дома потрескивают дрова в камине, а на чайном столике дымятся чашки с янтарным напитком… – Я вдруг всхлипнул.

– Ты чего? – обеспокоился Ярик.

– Ничего… Не обращай внимания… Сейчас пройдет…

– Что пройдет?

– Ностальгия, – сказал я. – Обыкновенная ностальгия. Можешь смеяться, но я, кажется, истосковался по Бостону…

* * *

Четыре недели спустя мы с Яриком сидели в плацкартном вагоне поезда, отбывающего из Киева в Ивано-Франковск. Напротив расположились еще двое ребят из нашей группы, всего насчитывавшей девять парней, восемь девушек и одного сопровождающего представителя от какой-то туристической фирмы. Это был невысокий, но плотный мужчина лет тридцати пяти с черными усами, утиным носом и ответственным выражением лица. На фоне нашей юной компании он смотрелся излишне солидно, разговаривал чересчур весомо и то и дело переводил

взгляд с подопечных девушек на обручальное кольцо, плотно сжимавшее его мясистый безымянный палец. Помимо нас в вагоне ехало несколько пестро одетых селянок с многочисленными корзинами, прикрытыми марлей, ближе к тамбуру расположились какие-то длинноусые мужчины в лоснящихся пиджаках поверх свитеров, вигоневых штанах, заправленных в сапоги, и вязаных гуцульских шапочках. Едва поезд тронулся, и те и другие, словно дождавшись команды, пришли в движение: селянки принялись доставать из корзин пирожки, закрученные в стеклянные банки соленья, жареных кур и прочую снедь; провизия мужчин была попроще – хлеб, домашняя колбаса, сыр, консервы, лук, а также огромные бутыли с домашним вином. Ели молча и сосредоточенно, словно трапеза была для них частью повседневной работы.

– Доставай-ка наше вино, – сказал я Ярику.

– Это НЗ, – запротестовал тот. – Забыл? Предназначено для романтических вечеров в Яремче…

– Ярик, не будь жлобом, – нахмурился я. – Нам нужно познакомиться с остальными или как?

– А без вина нельзя?

– Можно. Но это будет не знакомство, а протокольное совещание. Знакомиться насухую – все равно что зачинать детей в презервативе.

– Какая отвратительноя фантазия, – поморщился Ярик.

Он достал из-под нижней полки сумку, расстегнул на ней молнию и вытащил бутылку «Каберне».

– Доволен? – спросил он.

– Нет. Еще одну доставай.

– У нас впереди целая неделя в Яремче! – возмутился Ярик. – Ты хочешь прямо в поезде пустить нас по миру?

– Все неудачливые предприниматели, – важно молвил я, – прогорали из-за того, что хотели вложить мало, а получить много.

– Много ты понимаешь в предпринимательстве, – хмыкнул Ярик.

– Во всяком случае, побольше твоего. – Я подмигнул Ярику, незаметно кивнув на наших соседей.

– Почему это побо… А! Ну да. – До Ярика, наконец, дошло. – Американская кровь взыграла?

– Shut up, – ответил я. – Заткнись. И доставай вино. Я пока схожу покурю.

Я встал и шагнул в проход, удачно споткнувшись о чью-то сумку.

– Shit! – выругался я. – Извините.

И направился в тамбур, услышав напоследок шепоток одного из наших попутчиков:

– Слышь, а твой кореш – он чего не по-нашему… – Остаток фразы моих ушей не достиг, потонув в гуле вагона и перестуке колес о рельсы.

Когда я вернулся, на столе в приятном соседстве расположились бутылки и стаканы, хлопцы о чем-то переговаривались с Яриком, еще несколько голов с любопытством заглядывали в наш отсек. Я присел возле Ярика.

– Слышь, – настороженно обратились ко мне попутчики, – твой кореш правду говорит?

– Иногда, – ответил я. – А что он такого сказал?

– Что ты, типа, американец.

– Ярик, – с укором произнес я, – ты трепло.

– Почему это я трепло? – обиделся Ярик.

– Потому что. Обязательно было афишировать?

– Чувак, так мы не поняли – ты американец или как?

– Ну американец. Наполовину.

– Как это – наполовину?

– Одно мозговое полушарие западное, другое восточное. Как у глобуса.

– Какого еще глобуса?

– Обыкновенного. У тебя что, глобуса нет?

– Нет.

– А мозги есть?

– Допустим, есть.

– Тогда представим себе твой, допустим, мозг: у него есть левое полушарие и правое…

– Че ты мне про полушария втираешь! Ты американец или нет?

– Мать у меня американка.

– А батя?

– А у бати не получилось. Пацаны, давайте выпьем.

– Дело говоришь.

Мы разлили вино по стаканам.

– Будем знакомы, – сказал я.

– Будем. Серега.

– Павел.

– Ярослав.

– Миша.

– Миша? – удивился тот, что представился Серегой. – Как-то не по-американски звучит.

– Да Майклом его зовут, – вмешался Ярик.

– Так Майклом или Мишей?

– Ну Майклом, – неохотно признался я. – Мне просто больше нравится, когда меня Мишей называют.

– Нет, – задумчиво произнес Павел. – Мы тебя Майклом будем звать. Миш полно, а Майклов…

– Еще больше, – перебил я. – В Америке, в Канаде, в Англии, в Австралии…

– Вот видишь, – сказал Павел. – Где мы, а где Майклы… Ну, пьем.

Мы выпили. По вагону тем временем пополз слушок.

– Американец…

– По-английски шпрехает…

– Тогда англичанин…

– Если шпрехает – значит, немец…

Ближе к тамбуру я, кажется, стал не то скандинавом, не то прибалтом. В наше отделение начали стекаться гости – кто с вином, кто с коньяком, кто с закуской. Те, что не смогли поместиться на наших полках, расположились в боковой плацкарте. В основном это были ребята, но имелись и две девушки, темненькая и светленькая, которые представились Лесей и Тасей. Липовый американец сплотил разрозненную кучку в одно целое. Своим визитом почтил нас даже «старший группы», как я окрестил представителя турфирмы. Карман его темно-синего пиджака, полускрытый рукой, приятно оттопыривался.

– Ну, – сказал он, – который тут швед?

– Какой швед? – изумились остальные.

– Про которого в вагоне говорят. Я и сам не понял – то ли швед, то ли финн, то ли просто эстонец.

– Американец, – объяснили ему.

– Этого еще не хватало, – покачал головою старший. – И где он?

Ему указали на меня. Он проехался по мне оценивающим взглядом.

– Ты – американец? – осведомился он.

– Наполовину, – привычно отозвался я.

– Наполовину – это как?

– Ниже пояса.