Возлюби врага своего
Шрифт:
Вдруг неизвестно откуда в небе над селом появились наши бомбардировщики «88-Юнкерсы» и «111-Фокевульфы». В одно мгновение захлопали зенитки русских, и все окружающее нас пространство наполнилось дымом, огнем и хаосом. Бомбы сыпались на головы «Иванов», а они застигнутые врасплох, прятались в укрытия, словно тараканы.
Впервые в жизни я тогда очень пожалел, что наша доблестная авиация утюжит большевиков, не согласовав свои действия с фронтовой разведкой. Этот налет мог повредить нашей операции и даже случайно демаскировать нас. Любая бомба, попавшая в железнодорожное полотно, могла свести наши усилия на нет, и тогда «Иваны» даже
Я сидел в холодной норе под берегом и впервые молил Бога, чтобы наши бомбы не повредили большевикам их железную дорогу. Через пять-семь минут налет на русских закончился. Все село было охвачено огнем и дымом, слышались стоны раненых и крики командиров. В такой жуткой обстановке появилась небольшая надежда на успех нашего мероприятия. Дым от горящих домов, машин и вагонов довольно сильно прикрыл депо. Как раз в то время мы и почувствовали, что наступило время нашей игры. Как и оказалась, я, принимая решение, был действительно прав.
Основной путь делился на три параллельных ветки, одна из которых вела к гидранту для заправки паровозов водой, другая ветка проходила через кирпичный ангар, в котором, вероятно, располагалось ремонтное депо. Около него под навесом стояла подпертая железными «башмаками» мотодрезина, служащая ремонтным бригадам средством передвижения по этой ветке. В сторожевой будке при свете керосиновой лампы виднелся контур русского часового. Он раз от разу выглядывал в окно, но выходить на пост явно не хотел.
— Вольф, вот и пришел твой час, — сказал я своему солдату. — Нужно убрать этого часового, а мы выкатим дрезину на основной путь. Пока «Иваны» там тушат пожар, мы под прикрытием дыма сможем зарядить эту тачку и отправить её в путешествие навстречу большевистскому эшелону.
Вольф, слившись с поверхностью земли, пополз по грязному мартовскому снегу в сторону сторожевой будки, держа кинжал в зубах.
Смеркалось…. Сквозь эту мглу, заполненную дымом от пожарищ, Вольф ворвался в будку. Звуки горящих хат да крики русских солдат, скрывали наши действия от обнаружения. Вольф, переодевшись в тулуп убитого им часового, вышел из будки, и трижды по договоренности моргнул фонариком. По его сигналу мы тут же выскочили из-за своего укрытия и дружно набросились на дрезину, бесшумно перегоняя её на основной путь. Уже через несколько минут она, снаряженная почти сотней килограммов тринитротолуола, стояла в полной готовности к отправке.
В свете пожаров было видно, что к сторожевой будке идет смена караула из трех вооруженных винтовками «Иванов». Большевики, разговаривали между собой, мелькая огоньками горящих самокруток. В наступившей темноте они абсолютно ничего не видели и не подозревали о нависшей над ними опасности.
Русские, подойдя к будке, были тут же застигнуты врасплох. Наши разведчики аккуратно и хладнокровно, перерезав глотки ножами, положили всю смену русского караула. Со стороны я видел лишь блеск стали, который, мелькнув в сумраке искрой, возвестил о преждевременной кончине врага. Сквозь разрезанные глотки слышалось жуткое хрипение и клокотание вырывающейся из ран крови. Через считанные секунды их борьба за жизнь также внезапно окончилась.
— Weiter, weiter, forwerst! — я, как старший группы подал команду, и все мои бойцы рассредоточились и залегли, используя естественные укрытия этого депо.
Я влез внутрь кабины и, провернув
Звон пуль по стали и стеклам заставил меня лечь на пол, чтобы не получить кусок свинца в свой героический зад. Я, лежа на полу, рукой давил на педаль газа, а дрезина, не смотря на обстрел, набирала скорость. Она все дальше и дальше уходила и уходила от огня русских, пока не выскочила из зоны прицельной стрельбы.
Группа моих бойцов осталась на этой станции для прикрытия дрезины. Я не знал тогда, что кроме радиста Густава Манца на дрезину больше никто не успел запрыгнуть. Он все же успел тогда связаться с основной группой капитана Крамера и передать открытым текстом об успешном начале нашей операции. После сеанса связи он тут же получил в голову пулю из русского крупнокалиберного пулемета. Его кровь и мозги мгновенно разлетелись по всей кабине, забрызгав мне лицо и остатки стекол.
До столкновения с русским эшелоном оставались считанные минуты. Дрезина, постукивая на стыках рельс, все дальше и дальше уносилась на север. А вслед за ней неслись проклятия взбешенных большевиков. В столь короткое время «Иваны» уже ничего не могли сделать. Воинский эшелон летел в сторону фронта, а я словно японский камикадзе, снаряженный тротилом — навстречу этому эшелону.
Я знал, что мои минуты уже сочтены, но в моей душе не было никакого страха. Я знал, что погибаю, и моя смерть станет показателем доблести и героизма настоящего немецкого солдата. Всматриваясь в кромешную темноту, я вновь и вновь возвращался в своей памяти к лучшим дням своей жизни.
Я вспоминал маму, вспоминал Габриелу и верил в то, что Родина и фюрер назовут меня настоящим героем. Я еще не знал тогда, что уже через два года мое отечество забудет обо мне и моем подвиге и все, что было связано с этой войной для немецкого народа, станет временем национального позора и полного разочарования в идеалах нацизма. В те последние минуты я абсолютно не сожалел о прожитом и сделанном. Я верил в незыблемые идеалы фюрера и верил в силу своего арийского духа.
Я вглядывался в темноту ночи и всем сердцем чувствовал приближение своего конца. В такие минуты человек всегда вспоминает свое прошлое, и вся его жизнь проносится перед глазами с огромной скоростью и, откладываясь в памяти, только кадрами счастливых времен.
Из мрака ночи вдруг вырвались три огонька, которые приближались ко мне, не оставляя никаких шансов на выживание. Я знал, знал, что через несколько минут я умру. Но тогда в порыве выполняемого долга, я не испытывал никой горечи и никакого сожаления о прожитом. Я видел приближение состава и уже в своей руке сжимал шнур, который был привязан к чеке гранаты, примотанной к массе взрывчатки. После того как я дерну за этот шнур, всего четыре секунды должны были остаться до столкновения с поездом. Всего четыре секунды могли стать для меня спасением, но я все же решился использовать этот шанс, идя навстречу своей смерти.