«Возможна ли женщине мертвой хвала?..»: Воспоминания и стихи
Шрифт:
Незадолго до Рождества я объявила, что не желаю больше учиться в Екатерининском институте, главным образом из-за трудности туда попадать.
Во время Октябрьского переворота занятия прекратились [242] , и я несколько раз напрасно пешком добиралась до боковым улицам, только для того, чтобы встретить несколько, испуганных девочек, приносивших панические слухи с других концов города. Бегство Керенского [243] , казавшегося до тех пор театральным героем, принимавшего розы и поклонение, вызвало взрыв негодования среди обожавших его девчонок. Он перестал быть идолом, а взамен ему некого было поставить. Не этого же плешивого, страшного Ленина, говорившего такие ужасные вещи.
242
В связи с происходящими в городе событиями занятия в Екатерининском институте прекратились, не состоялся и выпуск 1917 г. А.А. Смольевский записал фрагмент своей беседы с Е.К. Лившиц о том времени: «В дни февральской революции, как мне рассказывала бабушка Юлия Федоровна, она с Лютиком, возвращалась вечером в темноте и во время перестрелки домой на Таврическую, прижимаясь к стенам домов на Шпалерной. — “Для охраны институток, — сказала Е.К. [Лившиц], - в февральские дни был выделен специальный отряд пажей… Да, последний выпуск был в 1916 году. По традиции царь на выпускном вечере танцевал мазурку в первой паре с самой очаровательной красавицей выпуска. В тот год ею была Патя (Клеопатра) Жаховская”, — и она показала мне небольшую акварель — уголок в доме П.П. Чистякова, у которого Патя училась. — “А какова была ее судьба?” — “Очень тяжелая. Она вышла замуж, были переезды, аресты…потеря мужа…”» (коммент.
243
Керенский Александр Федорович (1881–1970) — член Государственной Думы, с 7 (20) июля 1917 г. возглавлял Временное правительство; военный министр, затем премьер-министр и Верховный главнокомандующий. Тайно бежал из Петрограда в Гатчину вместе с эсером Б.В. Савинковым накануне штурма Зимнего дворца 25 октября (7 ноября). В 1918 г. эмигрировал во Францию, с 1940 г. жил в США.
Мне удалось перейти в бывший Мариинский институт [244] , находившийся недалеко от нашего дома, и, начиная с января 1918 г. до роспуска на лето, я там училась, вернее, делала вид, что училась, потому что у этих ископаемых, называвшихся учителями, учиться было нечему. Кроме того, класс состоял из стольких различных уровней знания, что всегда одна половина тормозила другую.
Недостаток школьных занятий я возмещала чтением. Действительно, только выслушивая в десятый раз историю Греции, я перестала удивляться, почему учитель истории никогда меня не вызывает, а всегда ставит высшую отметку (12) за почтенный вид. Весной стал вопрос о даче. За неимением лучшего, остановились на даче Кусова в Павловске. Там были у него три дачи в псевдорусском стиле Александра III. Все их он предоставил Теософскому обществу, и дома были переполнены старушками всех мастей. Пушкинята были отправлены в Англию, в теософический колледж и писали жалобные письма о том, как с ними плохо обращались на пароходе и как они скучают по матери.
244
Мариинский институт — один из 11 женских институтов в Петербурге начала XX в. (ул. Кирочная, 54). После закрытия Екатерининского института О. Ваксель совмещала учебу с работой на книжном складе (из пояснения А.С.). Далее говорится о том, что она много читала, видимо, имея доступ к книгам на этой службе.
В даче с нами жили Корольчата и семейство Лесман [245] . Хозяйством мы занимались сами, я ходила на рынок и готовила. Мама часто выезжала в город и отсутствовала по несколько дней. Я скучала, бродила по паркам, писала стихи.
Зимой я неожиданно встретила в трамвае Арсения Федоровича. Мы друг друга узнали, но не поздоровались. Когда я сошла у нашего дома, я видела, как он вышел на площадку и смотрел, куда я иду. Через несколько дней последовал телефонный звонок. А.Ф. говорил, что я так повзрослела, что меня трудно было узнать [246] . «Вижу, ходит барышня, в шляпке и котиковой шубке и не смотрит по сторонам. Неужели это Лютик, девчонка из Царского Села, устроительница футуристической выставки на крыше беседки, пожирательница моих конфет?» — «Да, да, это я, приходите, мама будет рада Вас видеть». Моя мама вовсе не была рада его видеть, но зато я — очень. Он носил полувоенный костюм, очень изящно сшитый, и защитного цвета бекешу [247] с красным каракулем.
245
Лесманы: Иосиф Антонович — артист, Софья Фокионовна, Людвик Антонович и Мария Федоровна Лесман-Гарденина — друзья Ю.Ф. Львовой (примеч. А.С.).
246
О красоте О. Ваксель неоднократно упоминали различные мемуаристы. И.В. Чернышева (см. примеч. 182) признавала: «Лютик была красива. Светло-каштановые волосы, зачесанные назад, темные глаза, большие брови…фотографии не передают ее красоту… Она была необыкновенной, незаурядной женщиной. Чувствовался ум, решительный характер. И в то же время ощущалась какая-то скрытая трагичность» (Готхард НЛ. Указ. соч. С. 169). О. Ваксель подарила О. Мандельштаму свою фотографию, на которой она запечатлена в профиль с руками (из пояен. А. С.). Возможно, речь о кинопробе студии ФЭКС (с платком на голове, см. примеч. 307).
247
Бекеша — верхняя мужская одежда на меху, в талию и со сборками.
Его появление в нашем доме было, несомненно, появлением «жениха». Хотя он был убежденным холостяком и человеком, считавшим себя неудачником в личной жизни, это не мешало ему бывать у нас с удовольствием, заниматься со мной математикой, водить меня в концерты и вообще проводить со мной довольно много времени. Я писала стихи, которых никому не показывала, и решила окончательно: он будет моим мужем [248] .
Летом 1918 года мы начали испытывать первые трудности в продовольственном отношении, но все-таки у нас были деньги, и было только делом умения доставать все необходимое. Зато у бедных Корольчат дела были действительно плохи. Их отец пропал без вести на Кавказе, мать была совершенно беспомощна, они жили на то, что присылал дед, и этого им не хватало. Они буквально голодали, и часто милые теософы ловили их на краже еды [249] . Дедушка Лампе купил дачу в Териоках [250] , и Мишу отправили к нему. С тех пор ни мать, ни сестра не видели его больше, а Толя видел только один раз, вызвав в Гельсингфорс, куда попал со своим пароходом.
248
О раннем замужестве О. Ваксель сохранились разноречивые мнения. Так, А.Ф. Смольевский уверял сына во время одной из встреч, произошедшей не ранее 1950 г., что мать Лютика «хотела сбыть с рук дочь и потому поскорее выдала ее замуж» (Восп. А. С. Л. 10). Однако, судя по другим поступкам О. Ваксель, она была достаточно самостоятельна в принятии решений (см. также примеч. 267). «Лютик вышла замуж за А.Ф., едва ей исполнилось восемнадцать лет, никакие попытки близких отговорить ее, не помогали» (коммент. А. С.).
249
Этот факт нашел отражение в следующем замечании А.А. Смольевского: «Помню, как я однажды в детстве спросил у бабушки Юлии Федоровны, можно ли сварить суп из листьев от редиски. Это ужасная гадость, — сказала бабушка, — но вот Корольчата варили”.
И спустя много лет она вспоминала: “Иногда вдруг у Корольковых оказывалась какая-то еда — украденная. Анна Викторовна растерянно говорила, что Таня ее… нашла. Она верила!”» (примеч. А.С.).
250
Териоки — курортная местность на берегу Финского залива. До 1940 г. — поселок в составе Финляндии. С 1948 г. — г. Зеленогорск Ленинградской области.
Из Мариинской гимназии я перешла по протекции немки-теософки в другую школу, где она преподавала и которая оказалась лучше во многих отношениях. Там были более молодые и передовые учителя, преподававшие по новейшим системам, сбивавшим нас с толку, но приносившим некоторые развлечения.
Был прекрасный учитель русского языка, помогавший нам ставить спектакли; живая, подвижная учительница естественных наук, возившая нас в интересные экскурсии, например на заводы, на выставки или вверх по Неве до Шлиссельбурга. Я в пол-уха слушала на уроках, если вообще приходила в школу, заданного никогда не учила, да и не к чему было — состав был еще пестрее, чем в Мариинском, опаздывать на уроки на полчаса минимум я уже не считала преступлением; вначале мои опоздания записывали, потом собирались меня исключить, но махнули рукой, и я ходила, как и когда хотела.
Я действительно переросла своих сверстниц: во-первых, я занималась хозяйством, во-вторых, у меня был жених и, в-третьих, я начала служить. Мой день был действительно сложен и полон забот, более серьезных, чем учение. Я вставала
После школьного завтрака, к которому я часто не прикасалась, если он состоял из селедки или воблы, поев одного хлеба, отправлялась на толкучку, где старалась выменять или купить что-нибудь на завтра. Не заходя домой, я отправлялась на книжный склад, где служила помощницей заведующего. В мои обязанности входило не только продавать книги и давать объяснения покупателям, но и красить полки и прилавки, подметать пол, протирать стекла, топить печку и закрывать магазин, захватив с собой счетные книги. Я возвращалась пешком с Литейного и часто заставала у нас А.Ф., ожидавшего меня.
Я отказалась от своей комнаты и переселилась в кухню, потому что там было теплее. Вода не шла, мне приходилось носить ее со двора на 5-й этаж и таким же образом грязную воду вниз. Для меня было большим лишением не иметь возможности купаться каждый день, как я привыкла, а весной, когда поправили водопровод, у нас не было дров, чтобы топить ванну, и так мы пожгли много хорошей мебели, чтобы согреть нашу «буржуйку», на которой мы готовили и пекли, вокруг которой собирались, чтобы погреться [251] .
251
Буржуйка — временная металлическая печь с выведенной наружу трубой. В отличие от печи с дымоходом быстрее нагревается, но и не долго держит тепло. В.М. Баруздина, после 1916 г. несколько лет с перерывами проживавшая в квартире Ю.Ф. Львовой на ул. Таврической (см. примеч. 202, 205, 252), оставила альбом карандашных зарисовок, названный «День буржуя» (1922–1931, Дом-музей П.П. Чистякова). Наброски передают все тяготы жизни «буржуев» того времени. Например, барыня Львова сама чистит селедку, перетирает горох и готовит, стоя у плиты; барон Кусов колет дрова.
А.Ф. сидел на диванчике в кухне и разговаривал своим скрипучим голосом, я в это время чистила овощи или кастрюли или колола на тонкую лучину ножки от столов красного дерева для нашей ненасытной «буржуйки». Потом мы занимались добросовестно, без лишних слов, потом отправлялись гулять, я провожала А.Ф. до Ивановской, он меня обратно до Таврической [252] , потом я еще его немножко, потом он меня до дому. Расстояниями мы не стеснялись.
Летом 1919 г. я ездила на огород, где жил постоянно садовник, которому я помогала копать и полоть грядки, а под осень собирать жатву. Не один раз возвращалась я из Удельной пешком, таща на спине пуда по два овощей.
252
На углу Таврической и Тверской улиц в д. № 35/1 Львовы поселились, видимо, после переезда из Царского Села не ранее осени 1915 г. Доходный дом Ивана Ивановича Дернова (ум. 1905) построен по проекту М.Н. Кондратьева в 1903–1905 гг. А.А. Смольевский записал разговор с Е.К. Лившиц об этом доме. На вопрос Екатерины Константиновны, где жила его мать, он отвечал: «На Тверской, 1, в том доме, где башня Вячеслава Иванова, в квартире 34 под башней, а сперва — в том же этаже, в мансарде, в кв. 36, - напомнил я ей. — Не знаю, правда, бывала ли Лютик в башне. Бабушка Юлия Федоровна бывала там, и на мои расспросы (а это было во время эвакуации, когда… она мне много рассказывала о прошлом) она отвечала, что в башне много спорили и читали стихи на всякие заоблачные темы, а после этого хозяин приглашал: “Пожалуйте, господа, к трапезе”. Трапеза состояла из вина и сахарных воздушных палочек… “Там не только пили вино, — сказала Екатерина Константиновна, — там устраивали и особые мужские развлечения”» (коммент. А. С.). Вероятно, на «Башню» Ю.Ф. Львову привел В.Г. Каратыгин, однако не исключено, что это сделал М.А. Кузмин, с которым она могла быть знакома еще по консерватории. Эти посещения происходили не позднее 1912 г., и девочка едва ли могла присутствовать на поэтических вечерах, тем более что она и не упоминает о них. «Башня» — квартира Вячеслава Ивановича Иванова (1866–1949), поэта, теоретика символизма, критика, историка и философа. В 1905 г. он поселился в квартире на верхнем этаже — выступе над пятиэтажным домом Дернова, — с женой Лидией Дмитриевной Зиновьевой-Аннибал (Шварсалон, 1866–1907), и в течение семи лет «Башня» была одним из центров интеллектуальной жизни столицы. «Каждую среду здесь собирались поэты, философы, художники, музыканты. Лифт, мягко поскрипывая, доставлял гостей наверх. Начинались симпозиумы не раньше полуночи. В одной из небольших комнат, где можно было поместить до сорока человек, проходили дискуссии и семинары по проблемам философии и истории. В других комнатах, доступных избранным гостям, поэты читали свои стихи. Свечи в тяжелых шандалах; стены, оклеенные у Вячеслава кроваво-красными, у Лидии оранжевыми обоями; скошенные потолки мансарды; закругленные стены — все это производило сильное впечатление на публику. Стульев и диванов не было. Лидия Дмитриевна предпочитала ковры и низкие подиумы… Когда становилось душно от дыма и жара свеч и папирос, выбирались на крышу, угадывать проблески зари на горизонте, бормотать стихи, слушать соловьев в Таврическом саду…В апреле 1906 года на Таврической возникла идея “Hafes-Schenken”. Имя персидского певца соловьев и виночерпиев всеми участниками воспринималось в немецком переводе… Решено было собираться в интимном кругу посвященных, в чисто мужском обществе, беседуя без стеснения о всем, что придет в голову. В этой свободе мыслей и действий должна была родиться новая общность людей, не скованных условностями и предрассудками, но в гармонии душевных созвучий открывающих неведомые истины» (Ротиков К.К. Другой Петербург. СПб., 2001. С. 524, 526). В.И. Иванов покинул Россию в 1924 г., но до 1936 г. сохранял советское гражданство. В 1926 г. в Италии принял католичество. Преподавал языки в ватиканских учебных заведениях. Hafes-Schenken. Гафиз (Хафиз Ширази) Шамседдин (ок. 1320–1390) — персидский поэт-лирик, автор «Дивана»; Schenken — уделять внимание, а также наливать (нем.).
Под осень я решила поехать за мукой в Череповец. Взяла гвоздей, соли, каких-то тряпок, катушек, получила разрешение на проезд [253] и отправилась, сначала в «теплушке», где было человек 40 народу, потом, выйдя на станции и не попав обратно — между буферов, набросав на них еловых веток. Вместо нескольких часов ехала двое суток. Поезд ни с того ни с сего вдруг останавливался среди поля и стоял таким образом часами. Вначале все интересовались причиной остановки, потом перестали спрашивать. Каждый занимался своим: кто спал, кто играл в карты, а кто ловил вшей. Было холодно по ночам, но я так хорошо устроилась на буферах, что мне не хотелось идти обратно в теплушку, где был ужасный воздух, прокуренный махоркой и пропахший сапогами.
253
С 1918 г. Чрезвычайная комиссия (ЧК) в связи с голодом вела борьбу с «мешочниками» и спекулянтами. Декретом ВЦИК (Всероссийский центральный исполнительный комитет) и СНК (Совет народных комиссаров) был реорганизован Наркомпрод, при котором создавались продовольственные отряды (продотряды) из рабочих. Затем была введена государственная монополия на внутреннюю торговлю, запрещавшая частную оптовую и розничную торговлю. В январе 1919 г. в Петрограде минимальная суточная норма хлеба составила 50 граммов.
Недалеко от Череповца, куда мы приехали ночью, мне удалось выменять мои сокровища на пуд муки, связку луку, кусок масла и немного печеного хлеба — мне на дорогу. Попасть обратно было уже не так просто, но к счастью мне попался один знакомый молодой человек из нашего дома, опытный в поездках подобного рода, не раз кормивший меня гоголь-моголем во время моих ночных дежурств у ворот за дворника.
На обратном пути всюду были заградительные отряды, поезд тащился так, что можно было идти рядом пешком. На каждой станции проверяли документы, а в Петрограде я чуть не застряла при выходе. У меня не оказалось какой-то нужной бумажки, и, если бы не мой спутник, заговоривший зубы коменданту станции, мне пришлось бы ночевать в караульном помещении вокзала вместе с несколькими десятками вшивых путешественников. Быть арестованной было бы очень неприятно, тем более что мамы не было в Петрограде — она в Москве хлопотала за Кусова, сидевшего в концентрационном лагере [254] .
254
Из воспоминаний А.А. Смольевского следует, что после Г.В. Кусова арестовывали 12 раз (за происхождение), но каждый раз отпускали благодаря заступничеству Ю.Ф. Львовой. После 1918 г. он командовал эскадроном Красной армии. 28 мая 1919 г. был арестован в Петрограде и заключен в Выборгскую военную тюрьму. 16 июня переправлен в Москву в Бутырскую тюрьму. После убийства С.М. Кирова в связи с началом массовых арестов в Ленинграде в 1935 г. Кусов был сослан в Самару (Куйбышев). Ю.Ф. Львова переписывалась со ссыльным вплоть до конца 1943 г., когда тот находился уже на Алтае. Умер в ссылке. В 1989 г. реабилитирован посмертно.