Возвращение домой
Шрифт:
– Откуда?! – лейтенант подался вперёд всем телом, будто неосознанно хотел приблизиться к А-лате, но не мог перешагнуть через комбинезон, – Откуда, я спрашиваю??
От этого окрика они все вздрогнули: и сионийцы вместе с сержантом, и Кайна, и А-лата.
– Где тело? – глаза лейтенанта светились холодной яростью, обещающей неприятности всякому, кто попытается пойти против. – Откуда здесь форма ниобианского солдата? Когда сюда приходили ниобиане? Сколько их было?.. КТО его убил? И где тело? Куда вы его дели? Ну?! – вопросы сыпались на А-лату как удары, а она стояла, опустив
– Не смейте на неё кричать! – вмешалась вдруг Кайна, – Она не понимает вас… Здесь никто не знает Единого…
Лейтенант обомлел, моргнул растерянно, а Кайна подскочила к матери, обняла, прижимая к себе.
– Мама, я ведь просила… столько раз просила…
На дикарке этой, видимо, и одежды-то было всего ничего. Она обнимала другую, постарше, за плечи и даже не стеснялась своего вида перед толпой солдат. А на самой юбка из одного куска ткани с разрезом от земли до пояса, а выше – ничего! – один лишь плащ.
Лейтенант, смутившись, отвёл глаза, хотя и отметил про себя с раздражением, что пялился почти минуту на девчонку, на её руки, открытые до самых плеч, с нежным золотистым загаром; на её тело, почти не прикрытое плащом, но выставленное на показ без всякого бесстыдства. Здесь была непонятная никому из них естественность, природность дикарей. Он крутанулся на каблуках, ища глазами сержанта Меркониса.
– Обыск проводили?
– В д-доме ещё н-нет… – сержант растерялся так, что даже стал заикаться. Как школьник. И глаза испуганные, будто попался в момент подглядывания за чем-то запретным.
– Так, нечего здесь стоять! – лейтенант обратился уже ко всем рядовым. – Каждый дом обыскать! Каждый угол! И все дворы!.. И внимательно!..
Сержант, берите ещё двоих поактивнее – и всех поселян к «Стиктусу»! Познакомимся поближе… А с этих глаз не спускать! – Кивок в сторону гриффиток. – И ещё, сержант, лес прочесать, хотя бы до канавы… Из местных – никого никуда! Чтоб все здесь были. Всё! Пошли! Даю сорок минут на всё!
Сионийцы поспешили выполнять приказ, а лейтенант, встретив настороженный взгляд молодой гриффитки, произнёс с усмешкой:
– Ну, что, будешь переводчиком?
В его словах не было ни просьбы, ни предложения – один лишь приказ.
…Прошло только тридцать минут, а все гриффиты стояли уже на улице под надзором автоматчиков.
Довольно прищёлкивая языком, лейтенант долгим изучающим взглядом окинул эту пёструю кучку странного, совершенно безмолвного покорного народца. При обыске и во время сборов ни один не оказал сопротивления. Как животные! Хотя кому тут сильно выступать? Тому старику с палкой? Одни старухи почти. Где молодёжь? А ведь всё обещало быть таким интересным! Кого здесь допрашивать? Тряханёшь – и кости посыпятся!
Лейтенант заскучал, отвернулся. Может, какая-нибудь ошибка? Зачем было столько шума поднимать? Кто-то даже заикался насчёт отрядов сопротивления. Боялись партизанского движения. Диверсий в тылу.
Но кому здесь воевать?
Если только укрывательство? Помощь дезертирам? Но за это не наказывают так строго. Не отправляют для разбирательств четыре бронетранспортёра с такой толпой солдат.
Что там раздул
Рассеянно выслушав рапорт сержанта, лейтенант медленно кивнул, спросил задумчиво:
– И это все?
– Все!
Он снова кивнул, не скрывая разочарования, перевёл взгляд на гриффитов. С чего-то же нужно начинать? Что-то же нужно делать? Ведь не зря же их всех собирать пришлось!
Глядел-глядел, и тут аж подался вперёд, как легавая, увидевшая вожделенную дичь.
Он стоял среди самых последних, в нескольких метрах от автоматчика. Молодой, лет двадцать, может, чуть побольше, высокий, выше всякого на полголовы, широкоплечий, статный. Такого трудно не заметить сразу. Да он бы и попался тут же на глаза, если бы не был так похож на любого из дикарей. Лёгкая рубашка с коротким рукавом, навыпуск, такой же пёстрый рисунок ткани, как на всех. В городе таких не увидишь – не та мода.
Мерконис хорошо знал своего командира, даже слишком хорошо, поэтому и сейчас угадал его мысли и не стал дожидаться вопросов, заговорил сам:
– Возле речки взяли, господин лейтенант… Купался, видно… И случайно совсем взяли… Интересный субъект, правда?
Лейтенант нетерпеливо дёрнул подбородком, а Мерконис уже подал знак своим ребятам. Гриффиты нехотя расступились, пропуская двоих солдат, но никто не сопротивлялся, не возмутился, всё прошло в полном молчании, только гриффитка-переводчица негромко всхлипнула где-то за спиной. Парень так же покорно остановился там, где его придержал один из солдат: в самом первом ряду, напротив лейтенанта. Смотрел прямо перед собой, без страха, без удивления, серьёзно. Дикарь дикарём.
Да, он был гриффит, гриффит до кончиков ногтей. Прекрасно сложенная фигура без изъянов, красивое пропорциональное лицо, что очень большая редкость для людей. Светловолосый, большеглазый, как всякий гриффит. Но…
Лейтенант помнил тот простреленный комбинезон, сам понимал, что при таком ранении (четыре пули в грудь, две из которых в области сердца) без быстрой помощи медиков не выжить, а уж тут-то, в лесу, среди дикарей, и подавно. Даже после двух курсов профилактических инъекций иммуналита. Хоть как укрепляй иммунитет, но потери крови не избежать. Что уж говорить о простреленных лёгких… Умом понимал, что такое невозможно, но интуитивное чутьё подсказывало обратное. А своей интуиции он доверял всегда. И не ошибался…
Двумя стремительными шагами приблизился к гриффиту, тот не шевельнулся, даже не подался назад. Они стояли друг против друга, смотрели друг на друга в упор. Лейтенант всматривался в это спокойное красивое лицо, и сам внешне был спокоен, но внутри его шла борьба, страшная борьба между разумом, логикой и чувствами, интуитивным чутьём.
И вдруг не выдержал – вскинул руки.
Хрясь! От ворота – до низа – одним движением! Только ткань под пальцами хрустнула. Никто ничего сообразить не успел, даже гриффит не дёрнулся, защищаясь от порывистого движения… Да и поздно теперь уже было.