Возвращение домой
Шрифт:
– Я её услышу, не переживай! Сначала ям должен увидеть, а потом уже – они!
– На своих надеешься? – сиониец недобро сузил карие глаза, изогнул брови в усмешке. – Здесь, кроме наших, никто не появляется. Это я точно знаю… Зря надеешься.
Джейк в ответ лишь плечами пожал, не сказал ничего. Сиониец ещё что-то говорил, не хотел быть в тени, намекал, но открыто не жаловался, что ему сильно холодно на земле, да ещё на не прогретом солнцем месте. Просто он уже начал мёрзнуть от сильной потери крови, а помочь ему было нечем.
Джейк смотрел на сионийца, смотрел устало и равнодушно. Смотрел на его бледное, знакомое до последней чёрточки
Джейк смотрел на сионийца до тех пор, пока лицо его не стало расплываться перед глазами. От сильной головной боли и слабости хотелось спать, и Джейк не мог сопротивляться этому желанию. Он и сам не заметил, как провалился в душную расслабляющую черноту. Это был даже не сон, а скорее потеря сознания. Слабость, усталость, боль навалились на плечи разом, а сил сопротивляться уже не было.
– Эй, ты, ниобианин! Ты что?! Спишь?! Спишь, да? – Лейтенант тряс Джейка за руку, почти кричал испуганно. Он упрекал Джейка, пытался смеяться над ним, но, оставшись в одиночестве, без собеседника, испугался, – Ты не засыпай, слышишь?! Не смей! А вдруг машина появится?..
– Да не провороню я её! – произнёс Джейк, недовольно хмурясь. Плохо, если уснул тогда, когда нельзя. Раньше такого с ним не бывало. Но сейчас вымотанное тело просило отдыха, коротенькой передышки.
– Давай, рассказывай что-нибудь! – почти приказал, повернувшись к сионийцу.
– Что?
– Да что угодно! О себе рассказывай!.. Нам нельзя молчать, и тогда мы оба будем знать друг о друге… Я не дам отключиться тебе, а ты – мне… Хорошо?.. Начинай первым!..
Сиониец помолчал раздумчиво, брови нахмурив, заговорил, не глядя на Джейка:
– Мой отец был из камперов, из пиратов-контрабандистов, тех, что с Улиссы… Раненым его взяли в плен во время одного из рейдов. Это было уже после того, как Сиона объявила себя независимым государством… Промывку ему делать не стали, он был первоклассным пилотом-техником; держали в военном госпитале под постоянным наблюдением… А моя мать была врачом… Ну, ты, наверное, представляешь, что было дальше… – сиониец хмыкнул с усмешкой, старался сохранить небрежность в голосе и во взгляде, но наружу вырывалась тоска и страх не увидеть своих близких, – Свадьба, там, дети – всё такое…
Помолчал, гладя рассеянным взглядом, будто вспоминая что-то из своего прошлого.
– Сиона! – улыбнулся мечтательно. – Она, как ледяная королева из сказки. Красивая, но не прощает беспечности. Слабому там плохо. Да и с сильными у неё свой счёт… Я ещё в школе учился, помню, когда мой брат не вернулся из экспедиции. Они в тот день все попали в пургу, сбились с курса… их подобрали только через трое сионийских суток. Но моего брата среди них не было. Он попал в расселину – ледяная кора там движется постоянно – говорят, погиб сразу. Но найти его не смогли… Спасательный маячок на его костюме пикал всю зиму, до весны… Пока батарейки не сели… А памятная плита пополнилась ещё одним именем… Мартин Ларсен… Мой брат, моя фамилия, по сути я гордиться должен, но, знаешь, по мне, так лучше б он живым вернулся… А у тебя есть кто-нибудь кроме родителей? – резко сменил тему, перевёл глаза на Джейка.
– Я один в семье. Для второго
– А, да. Я слышал про такое у вас, на Ниобе, – перебил Джейка сиониец, но не грубо, не желая обидеть. – У нас с этим проще. Как в старину, по желанию. Хоть и приходится каждый метр отвоёвывать… В ледниках живём, под пластикилитовыми куполами. Круглый год, считай, при искусственном освещении. Лето на Сионе всего два месяца. За это время многое нужно сделать, а главное – к зиме приготовиться. Тогда почти все, кто может, поднимаются наверх… Можно солнце увидеть, маленькое, холодное, не такое, как здесь. А на экваторе даже цветы вырастать успевают… Маленькие, с ноготок, и деревца карликовые. Как игрушечное всё…
Здесь, вон, на Гриффите, одни деревья чего стоят, – улыбнулся устало, окинув быстрым взглядом всё вокруг, – Ярко, зелень, теплынь, даже не верится, что так жить можно.
– И как же вы так живёте? С вечными холодами?
– За лето успеваем подготовить вулканы. По экватору целая цепь гор тянется. Если повезёт, ловим гейзеры. Они особенно весной бить начинают. А ещё, когда вулкан разбудишь, – тоже. В каналы – взрывчатку, а по жерлу – накопители. Когда извержение начинается, гоним тепло в город… Чем больше успели за лето, тем свободнее зимой. Можно строиться…
– Опасно, наверное, так, рискованно…
– Каждый год имена на плите появляются… Как с Мартином, – сиониец замолчал, задумался, полулежал, откинув назад голову, будто впал в забытье. Прошептал почти неслышно, – Холодно…
Джейк перебрался к нему поближе, подсел почти вплотную, сжал ледяную руку сионийца, подбадривая этим пожатием и одновременно проверяя пульс. «Хорошо бы укрыть его сейчас хоть чем-нибудь. Горячим чаем напоить… Ведь он же гаснет, с каждой минутой всё хуже…»
– Повезло вам всем. А нас сослали с глаз долой в своё время, на смерть всех без разбора… А сейчас там землетрясения постоянно. Почти каждый день. Ремонтироваться не успеваем. А что ещё зимой будет?.. Взбесилась Сиона… Эвакуация нужна будет рано или поздно. А кому мы нужны?
Один выход – на Гриффит! А вы же, ниобиане, как собака на сене… Земли вам всё мало… Не понимаю…
Сиониец не договорил, Джейк закрыл ему рот ладонью, сказал:
– Тихо! Тебе нельзя разговаривать: слабеешь сильно. Молчи лучше. Береги силы… – лейтенант закрутил головой, пытаясь освободиться, но Джейк сам убрал руку, задал встречный вопрос, – Имя твоё как?
– Йозеф! – скорее автоматически ответил тот.
– Так вот, Йозеф, теперь моя очередь о себе рассказывать, а твоя – слушать. Понял? Императора нашего хоть раз по новостям видел? А ребят из Его личной охраны? Гвардейцев? – ещё один слабый кивок головой, – Так я одни из них, из Личной Гвардии… Рассказать, что я здесь делаю? – сиониец снова кивнул, оторопело моргая.
…Он говорил и говорил, рассказывал о себе, о жизни на Ниобе, рассказывал смешные и интересные случаи о службе в Гвардии, рассказывал о гриффитах, рассказывал про Кайну. О, о ней он мог говорить часами! Рассказывал такое, что никому и никогда бы не доверил. Говорил, а сам следил за лицом сионийца, не давал ему и рта раскрыть. Тряс за плечи, когда тот терял сознание, пытался греть холодные руки, подбадривал словом, взглядом, улыбкой.
День приближался к ночи, солнце ушло за лес, язык уже болел, ещё сильнее болела голова, но обо всём этом Джейк забыл. Забыл об усталости, голоде и жажде, забыл о себе, ведь рядом был человек, которому в это время было ещё хуже…