Возвращение домой
Шрифт:
Правда, меня заботит одно: вам известно, что опыты над людьми, без их согласия или письменного разрешения близких, незаконны? А я слышал, вы проверяете свои препараты на больных…
– Откуда… вы… это взяли? – прошептал Акахара одними губами, глядя на гостя почти с ужасом. «Ведь я же работаю один, даже без ассистента… Я никому не говорил про это!.. Откуда такая осведомлённость?!..»
Глянул на санитаров, мирно беседующих на соседней лавочке. Прэкетт и Пауэрс. Два дюжих молодца, незаменимые в такой работе. Их перевели с этажа «буйных». Акахара плохо знал своих подчинённых, зато знал точно, что не объяснял им, что именно они колют подопечнымм
– Не пытайтесь ничего узнать! – угадал его мысли странный и опасный гость. – Я не враг вам, доктор Акахара. Каждый выполняет свою работу, не так ли? – в первый раз за всё время улыбнулся скользящей, неуловимой улыбкой. – Да и к чему мне вас закладывать? Какой в этом прок? Я, как и вы, заинтересован в положительном результате…
Мне бы только хотелось одного, доктор Акахара, – помолчал с секунду, привлекая этим внимание онемевшего собеседника к словам, которые только будут произнесены. – Вы хороший врач и настойчивый человек, я уверен, вы сможете им помочь. Но прежде, чем объявлять о своём открытии в медицинских кругах, вы сообщите мне. Хорошо? – Акахара кивнул, – Время значения не имеет. Я хочу, чтобы вы сообщали о всяких изменениях, связанных с моим товарищем. О всяких, доктор Акахара. В ту или другую сторону.
Поверьте, я видел этого парня до поступления сюда. Он был не так плох, он показался мне одним из тех «счастливчиков», которые переживают «Триаксид» без сильных последствий. – Взмахом руки гость не дал заговорить Акахаре, продолжил сам. – Тихо! Я знаю, что вы хотите мне сказать. Но я знаком с «Триаксидом», я знаю, о чём говорю: он был в прекрасной форме. Настолько, насколько может выглядеть человек после двенадцатичасового допроса, но не более того.
…Поэтому будьте осторожны с ним, я его знал довольно хорошо для того, чтобы сейчас предупредить вас о возможных неожиданностях…
Акахара всё ещё молчал, переваривая услышанное, а гость уже поднялся уходить. Поднялся пружинистым быстрым движением, будто и не сидел до этого больше часа в одной и той же неудобной позе. Сказал вдруг задумчиво, глядя на своего знакомого, стоявшего в нескольких метрах в тени дерева:
– Хотя, я ведь мог и ошибаться…
Повернулся уходить, но Акахара окликнул, наконец-то опомнившись:
– А как мне с вами связаться в случае чего?
– Через ОВИС, в Отделении Сети. Спросите Юрия Ильича Гриневского. Можно просто Грина…
Гость ушёл, не попрощавшись. «Информатор! Чёртов информатор! – Думал со злостью Акахара, провожая того взглядом. Но злился больше на себя, на свою же глупость. – Сам виноват! Копался в ИнформБанке под своим же именем. Они и вышли на тебя, дурака. Посадили на крючок, теперь не дёрнешься. Начали по мелочи, а чем закончится?..»
Он стискивал кулаки и зубы, ничего перед собой не видя. А в двух метрах от него один из его пациентов с ещё большей ненавистью провожал гостя глазами, взглядом, бросаемым украдкой, исподлобья, уже без всякой утайки, открыто и смело.
* * *
Она всегда двигалась бесшумно, бесшумно ступала по пластикилитовому покрытию пола, бесшумно раздвигала шторы на огромном, во всю стену, окне, открывала дверь на длинный мезонин, протянувшийся через весь второй этаж южной стены корпуса. Для чего-то передвигала там глубокие широкие
Джейк лежал с закрытыми глазами, притворяясь спящим, но по шлёпанью этих тапочек легко мог представить, чем именно сейчас занята медсестра. А она, впустив в палату утреннее солнце, оставив открытыми двери на улицу, убавив кондиционер до половины мощности, принималась за своего подопечного. А начинала, как всегда, с ворчания:
– По-моему, я каждый раз говорю, что вставать тебе ещё рано. Напомнить ещё раз?
Джейк улыбался в ответ, шевелился на койке, пытался сесть. Но медсестра нажимом на плечи и настойчивым приказом повторяла:
– Лежать!.. Вставать не разрешается…
В последние дни Джейк чувствовал себя просто прекрасно, но спорить было бесполезно. А она уже прошла в ванную комнату и, увидев капли воды в раковине, сказала почти сурово:
– Сколько можно повторять? Подниматься доктор Моренц тебе запретил категорически.
Льющаяся из-под крана вода немного заглушала голос медсестры, поэтому он не показался Джейку таким уж сердитым. Да и привык он уже к этим постоянным нареканиям за три прошедших дня. Споры теперь вызывали у него лишь улыбку. Он спешил поправиться и выздоравливал быстрее, чем это можно было предположить.
– У меня ноги-руки целы, я и сам могу о себе позаботиться. – Обычно отвечал он.
– С твоим сотрясением и с такой гематомой, как у тебя, тебе ещё неделю лежать пластом. И это не я так решила. Я всего лишь следую указаниям лечащего врача. Доктор Моренц сегодня на обходе, можешь сам попросить его о послаблениях. После соответствующего обследования и анализов он может кое-что позволить.
На это Джейк не успел ничего сказать, медсестра, подсев к изголовью, начала наводить утренний туалет пациенту: протирать влажной салфеткой его лицо и руки. Джейк слабо сопротивлялся, но уже скорее по привычке. Он ещё раньше познакомился с железной хваткой этой немолодой, всегда хладнокровной женщины. Главное, чего он всё-таки сумел добиться, так это самостоятельно держать ложку во время еды.
В стакан с витаминизированным соком, видимо, что-то добавляли, после него всегда тянуло в сон. Даже Джейк, при всей своей слабой восприимчивости ко всяким лекарствам, с трудом мог перебороть себя, полусидел, опираясь спиной о жёсткий валик небольшой подушки у поднятого изголовья. Клевал носом, а медсестра в это время, стоя у Джейка за спиной, быстрыми пальцами расстёгивала на его груди пижаму, спускала её вниз и принималась за массаж.
Уж от этой процедуры Джейк не отказывался никогда, хоть и продолжал сидеть с закрытыми глазами. Пока руки медсестры неторопливо массировали плечи, спину, шею, плавно и неспеша подбираясь к затылку, касались висков, лба, опять возвращались назад. Джейк молчал. Именно в такие минуты его одолевали воспоминания о недавних днях. В прикосновениях медсестры не было привычной жёсткости, но в них не было и той нежности и ласки, с которыми всего каких-то несколько ночей назад другие, нежные и робкие руки прикасались к Джейку. Он помнил эти руки, он помнил эти прикосновения, помнил ту нежность, робость, и страсть. Он помнил Кайну. Помнил. Он не мог забыть её. Да и не пытался даже! И чем сильнее вспоминал все эти подробности, тем больнее делалось, тем больше мучился от этой потери, от невозможности встретиться, от невозможности вернуться. Прямо сейчас.