Возвращение домой
Шрифт:
И был прав!
Дюпрейн не хотел вдаваться в подробности, он за день многое успел повидать. Они с Алмааром до реки дошли, но к воде так и не смогли подобраться. Жаль, конечно, ведь во фляжках-то у всех на дне осталось. У него у самого, конечно, побольше, но Дюпрейн экономил, знал: дальше обычно только хуже бывает, он мог потерпеть, не маленький…
На реке положение не улучшилось, теперь уже и по этому берегу постоянно ходили патрули, к воде не подойти – всё простреливается! Сионийцы готовы на каждый шорох пальбу начать, они сейчас на пределе… Думают, нас здесь целый отряд хорошо обученных диверсантов. Знали бы они!.. Этих же детей можно голыми руками взять! Без выстрела!.. Поцарапаются ли они
Дюпрейн прислонился плечом к дереву, отдыхая и одновременно думая о том, что же делать дальше. Как ему быть? Куда их вести? Что им говорить? Ведь положение с каждым часом – не с каждым днём, а именно с каждым часом! – становится всё хуже, всё отвратительнее для них… И всё потому, что он делает массу ошибок, допускает их!.. Ошибки, одна грубее другой! Грубее и глупее…
Ведь всё с Алмаара ещё началось, тогда, в первый день, когда он идти отказался, а потом – сбежать хотел! Я же из-за него, паршивца, столько времени потерял. И до сих пор всё с ним таскаюсь. Сентиментальным стал на старости лет. Пожалел! Мальчишка ещё, видите ли! Одумается… Мальчишка?! Преступник! Криминал! Рецидивист чёртов!..
«Всё! Хватит распаляться! – Мысленно прикрикнул на себя Дюпрейн, – Поиски виноватого ни к чему не приведут и ничего не изменят!.. Тебе пацанов этих спасать нужно! Выводить из „кольца“!.. И если они живыми после всего останутся, выберутся из этой передряги: чёрт с ним, с тем приказом! И с рудником… Не до него сейчас… А на Ниобе разберёмся, трибунал, так трибунал, и пошло оно всё!»
– От Чайны нас уже отрезали, – заговорил негромко капитан, видя, как все они ждут его слов, его решения, – Прижимают к дороге, знают: рано или поздно мы на неё выйдем… С востока и севернее – тоже солдаты… Нам оставили кусок леса километра четыре квадратных. И… – он хотел ещё что-то добавить, но осёкся, замолчал, только подбородком дёрнул, мрачно хмуря брови. И так было ясно каждому, что положение у них – хуже некуда. А выход? Выход один – пробиваться! Прорываться сквозь сионийцев…
– Попробуем пройти сегодня ночью! – решил вдруг неожиданно даже для себя самого Дюпрейн. – Время сейчас, ребята, против нас работает. Сионийцы уже значительно продвинулись, и со всех сторон… А медлят только потому, что не знают, сколько нас… Если мы не заявим о себе и дальше, они начнут прочёсывать оставшуюся территорию, и тогда столкновения точно не избежать… – Дюпрейн замолчал, задумался, он уже обдумывал предстоящее им дело, и они все тоже молчали.
Пробиваться!!! Этой ночью!!! Сегодня!!!
Чем-то подобным всё и должно было закончиться, это каждый знал уже давно. Этих слов Дюпрейна они ждали ещё вчера, ничего другого им попросту не оставалось. Но идти на врага в открытую, на врага, готового к встрече, – было смертельно страшно. Об одной только мысли этой по спине пробегал озноб и в груди всё замирало…
Сионийцы сейчас знают о них, пройти тихо и осторожно, как в прошлый раз, не получится, придётся прорываться внезапно, одним ударом, и чем стремительнее, тем лучше… Но тогда кто-то обязательно погибнет! Ведь их там ждут, ждут десятки, сотни хорошо вооружённых солдат, готовых погибать за своё отечество и его интересы… Кто-то погибнет! Обязательно!.. Кто-то, кому повезёт меньше всего… Конечно, они пройдут, ведь их поведёт капитан. Он – сможет, он – профессионал!.. Значит, – кто-то из нас, из рядовых останется здесь раненым или убитым… Кто из нас? Кто? Из четверых!? Капитана мы не считаем, он пройдёт в любом случае, пройдёт так, что и паутина на пути не качнётся, а остальные? А как же мы?
Эта внезапная мысль
«Нет! Этот живым останется во всяком случае! – Джейк отвё взгляд от напряжённого лица Алмаара, больше гадать о будущем он не хотел, но был уверен точно: Алмаара в лице погибших не окажется, уж слишком он жить хочет, он, скорее, в плен сдастся… – Значит, кто-то из нас троих… А-а, что толку гадать?!! Что будет, то и будет!..»
– Сейчас нам нужно дождаться ночи! В 12.00 у них смена патрулей, тогда и попробуем… – Дюпрейн заговорил и этим отвлёк их внимание на себя. Всё внимание и все мысли… нехорошие такие, эгоистичные мысли…
– Я знаю одно место, там мы и остановимся до ночи. – Дюпрейн поправил кепку, сильнее надвинув её на глаза, переложил автомат в другую руку и коротко приказал, – Пошли!
Место и вправду оказалось хорошим: большая яма под корнями вывороченного столетнего дерева. Лианы затянули его так, что ствол еле-еле просматривался сквозь листву; спуск в яму тоже бы почти незаметен – мимо пройдёшь и не обратишь внимания.
Им впятером пришлось сильно потесниться, притиснуться, чтобы мало-мальски разместиться. Земля здесь, под корнями, была песочной и сухой, песок и сухие листья оглушительно хрустели под каблуками, казалось, этот звук слышит весь лес вокруг. Дюпрейн оборачивался и сердито хмурился на каждый неосторожный шорох, но не говорил ни слова.
В полном молчании они просидели почти два часа, и это время ещё больше тяготило ожидание ночи. Время тянулось убийственно медленно. Каждый звук, там, в «мире», улавливался помимо воли, и вносил хоть какое-то разнообразие.
Дюпрейн сидел к выходу ближе всех и сквозь свисающие корни и листья мог наблюдать за всем, что происходит на «улице». Появления сионийских разведчиков он ждал каждую минуту. Но пока всё было тихо, и это настораживало. Дюпрейн не верил в такое везение, ведь за эти два дня в «кольце» оцепления они ещё ни разу не столкнулись с противником. Конечно, может быть, так оно и к лучшему, но Дюпрейн нутром чувствовал: все их неприятности ещё впереди, самое плохое только начинается… Уж слишком им везло всё время! Даже тогда, на магистрали, сколько стреляли, – хоть бы царапина у кого-нибудь! Даже Алмаар – вот уж шельма! – и тот живой-здоровый, ещё и назад вернулся, и хоть бы что! Ох, не к добру всё это, ох, не к добру…
Дюпрейн через плечо глянул на каждого из своих солдат. Готовы ли они к решительному шагу? Не сдали ли?
Кордуэлл держался молодцом, он верит командиру и выполнит любой приказ. Моретти, бледный, похудевший заметно, немного нервничал, но чёрные глаза в полумраке не казались испуганными, и взгляд довольно твёрдый.
Тайлер. Недавний гвардеец! Вспомнив об этом, Дюпрейн невольно усмехнулся с горечью, с досадой. Это ж надо! Гвардеец – здесь, на Гриффите, и простой рядовой Императорской Армии, да с таким заданием, на такой операции! Как возможно такое? Какая нелепость! Всё в этом мире словно с ног на уши встало!.. А причина в чём? Война! Война?!! Так кто воюет-то? Неужели им, этим вот мальчишкам, нужна эта война? Зачем она им?.. Что вдруг разделило людей на своих и чужих? Откуда она, эта ненависть? Что заставило нас стать врагами?