Возвращение из Трапезунда

Булычев Кир

Когда они наконец доехали до поселка Николаи верстах в двух от Чаквы, куда волны закинули несчастного утопленника, Герасимов прервал пение и сообщил Андрею, что скоро будут на месте. Очки Герасимова съехали на красный носик, а глазки были голубенькие и мутные под очками, будто разбавленные молоком.

Свернули на узкую дорожку и съехали к морю. Утопленник лежал далеко от воды – его оттащили еще вечером. Голова и грудь утопленника были закрыты застиранной тряпкой.

Возле утопленника сидел местный милиционер с красной повязкой на рукаве

и хрустел сочной грушей. Пятеро или шестеро ребятишек, черные и почти голые, стояли, глядя на грушу, и это Андрею показалось странным, потому что смотреть на утопленника вроде бы интереснее, чем на грушу. Но он был не прав – утопленник уже не был новостью.

При виде приближающегося мотора милиционер встал, ребятишки кинулись навстречу новому развлечению – из кустов, скрывающих дома, в мгновение ока появились местные жители. Все смотрели на Михая в фуражке с золотым крабом – он был похож на начальника, и это ему нравилось. Михай встал в автомобиле и смотрел на утопленника сверху – как бы в перспективе.

Андрей вскочил, открыл дверцу, выскочил из мотора, сказал милиционеру:

– Откройте его.

Милиционер посмотрел на Михая, ожидая подтверждения.

Михай сказал:

– Давай! Сказали же!

Один башмак держался на ноге – вторая нога была босой, пальцы ног были голубыми.

Милиционер открыл тряпку – местные жители сдвинулись, словно видели тело впервые.

Это был Иван Иванович. Он был в розовой рубашке и черных студенческих брюках. Лицо его было гладко и красиво. Пшеничные волосы высохли и обрамляли лицо так, что создавали сходство с богатырем на картине Билибина. Глаза крестьянского сына были закрыты. Он никогда уже не купит имения.

Андрей понимал, что в смерти Ивана виноват только он, только тряпичность его характера. Он должен был поехать к его сестре, отыскать и предупредить Ивана, что приехали Аспасия и Васильев – ядовитые, как гремучие змеи.

Чем же ты так рассердил их? Что ты утаил от синдиката кобр? Что было в твоем чемодане, Иван?

– Что? – спросил Михай, который спустился с автомобиля и встал рядом с Андреем. Все смотрели на Михая и ждали, что скажет начальник в фуражке.

– У него должна быть рана, – сказал Андрей. – В спине.

По толпе местных жителей прокатился гул – уважение их перешло к Андрею.

– Его ножом убили, – сказал милиционер, – под лопатка. Потом море кидали.

– Вот это дедукция! – сказал Михай Попеску. – Я уважаю.

И, признав эти заслуги Андрея, он приказал перевернуть Ивана на грудь. Разрез в спине был невелик и не кровоточил.

– Его надо отправить в Батум, – сказал Андрей. – Но он не имеет отношения к пароходу.

– Ясное дело, – сказал милиционер.

– Кто-нибудь видел этого человека раньше? – спросил Андрей.

Никто не ответил.

– А кто видел, – спросил Андрей, – очень красивую молодую греческую женщину в черном платье и вот такой широкой шляпе? А с ней военного летчика, офицера, капитана, у него рука на черной перевязи?

Но

никто не видел или не хотел сказать, что видел Аспасию и Васильева.

Унтер-офицер Герасимов, сообразив, что мертвец проходит по уголовному ведомству и не имеет отношения к «Измаилу», пожелал тут же ехать обратно в Батум, бросив Ивана Ивановича на произвол судьбы. Но Андрей проявил упорство, а Михай, будучи сентиментальным человеком, Андрея поддержал.

Завернув крестьянского сына в старый парус, купленный Андреем там же, в поселке, они положили тело в машину и отвезли к местной церкви. Кладбище начиналось за церковью, и к ее алтарной стене были прислонены сохнущие гробы – там и работал плотник.

Договорившись о службе через час, Андрей поехал в дом к Покровским, надеясь передать сестре дальнейшие заботы об Иване Ивановиче.

Дом отыскали довольно быстро, но сестры найти не удалось. По простой причине – домик Покровских, оказывается, прошлой ночью сгорел. Почему – никто не знал. Домик стоял в отдалении от других домов, и никто не обратил внимания, куда делись его обитатели.

Вернулись к церкви. Герасимов с шоффэром улеглись спать в автомобиле. Андрей с дядей Михаем отстояли скорое, скомканное отпевание раба Божьего Ивана. В гробу Иван Иванович приобрел солидность и постоянство черт, чего ему так не хватало при жизни. Лицо его было строгим и красивым. Дядя Михай заметил, что Андрей плачет, и сказал:

– Ну, полно, полно, ты не виноват.

– Я виноват, – сказал Андрей.

Андрей отдал все свои деньги батюшке, но у шкипера нашлось еще двадцать рублей могильщику, который выкопал яму и написал на табличке, прибитой к кресту, имя и фамилию крестьянского сына.

Андрей спросил у желтолицего, раздражительного батюшки, что случилось с домом Покровских и куда делась его сестра. Священник ничего ответить не смог – никто в Чакве толком не знал Покровских. Иван Иванович и Полина жили уединенно, с людьми не сходились. Пожар случился ночью, но дом, как говорят пожарные, был пуст.

Любопытно, подумал Андрей, что сталось с чемоданом? Достался ли он Аспасии или сгорел?

Когда гроб выносили, Андрей разбудил Герасимова и шоффэра – они вчетвером отнесли Ивана Ивановича к могиле и помогли могильщику опустить его в неглубокую яму. Андрей, как бы родственник, первым кинул ком сухой земли на крышку гроба. Комок гулко ударился о дерево, словно Андрей стучался к Ивану в домик.

– Наверное, хороший был человек, – сказал Михай с маленьким знаком вопроса в конце фразы.

– Хороший, – согласился Андрей.

На обратном пути Андрей рассказал спутникам о том, что Иван был великим знатоком древних рукописей и чуть-чуть не дожил до профессорства.

– Кто же мог поднять руку на такого человека? – патетически вопрошал Михай.

– Грабители, – сказал Герасимов. – Их здесь теперь как собак нерезаных. За три рубля готовы зарезать. А у него, наверное, из Турции добра было на тысячу рублей.