Возвращение к Истине
Шрифт:
Мне встретились ещё четыре однофамильца, быть может, даже родственника.
Совсем уже было отчаявшись, я заметил красную картонную папку, которая была не на полке, а валялась внизу на полу под стеллажом. К тому же я поставил на неё свою лампу и, странное дело, не заметил.
Сняв с неё «летучую мышь», я поднёс папку ближе и прочитал посередине, прямо на передней обложке: Яковлев Платон Исаакович.
Не задумываясь, я решил забрать её с собой. И теперь мне не терпелось побыстрее покинуть этот
Я прихватил с собой ещё несколько рукописей наугад, и пустился в обратный путь по запутанным коридорам загадочного дома, держа в одной руке под мышкой несколько пухлых папок, а в другой впереди себя «летучую мышь», едва освещавшую дорогу тусклым слабеньким язычком пламени.
В одном месте внимание моё привлекли лестницы, ведшие вверх и вниз. Их тёмные провалы манили и пугали меня одновременно. Мне было любопытно и страшно, но опасаясь заблудиться, я всё же не рискнул свернуть со знакомого уже пути: кто его знает, в какие лабиринты могли они завести.
Вскоре я вновь был в «гостиной», положил бумаги на стол и поднёс ручные часы к керосинке.
Оказалось, что уже около трёх часов ночи. В моём распоряжении было ещё четыре часа, и при желании можно было заняться дальнейшим исследованием лабиринтов дома. Я чувствовал, что в этой темноте прячется ещё много неоткрытых тайн.
Как это ни было страшно, мне всё же хотелось снова заглянуть в колодец и увидеть, что там находится на его дне: старик же спускался вниз и открывал там ещё одну дверь в стене.
Любопытство победило, и, оставив на столе прихваченные рукописи, я направился к колодцу, освоившийся в доме и переставший боятся его немой тишины и беспросветной темени. Пройдя по коридору в поисках спуска вниз дальше двери в колодец, я увидел зияющий провал, круто уходящий вниз.
Осторожно ступая по чугунным литым ступенькам давности невесть каких веков, с литыми узорами в виде цветов и веток с листьями, закрученной винтом вправо лестницы, я очутился в сыром кирпичном коридоре с неоштукатуренными стенами.
Кирпичная бурая кладка, шершавая и плохо выложенная, гасила и без того тусклое отражение от лампы, и от того вокруг сгустилась совсем уже непроницаемая тьма. Сырой кирпич словно впитывал слабый свет от язычка пламени. И я не видел почти, но чувствовал, как под ногами на цементном полу расползаются во все стороны, хрустя под моими ботинками, какие-то твари, изредка жирно отблескивающие в слабых отсветах своими смолянистыми, чёрными хитиновыми панцирями.
Немного впереди, справа, в стене была железная проржавевшая дверца, похожая на увеличенную заслонку печки-буржуйки.
Я попытался открыть её и перепачкался в ржавчине, но это уже не могло остановить меня. Под следующим натиском, когда я взялся за дело обеими руками, поставив
Противный, неприятный отзвук, спугнувший мёртвую тишину дома, заглох где-то наверху.
Я просунулся в проём дверцы, выставив вперёд руку со светильником.
Внизу, совсем не далеко, может быть, метрах в двух, увидел я своё отражение. Там в невозмутимом покое стояло чёрное зеркало воды.
Прямо под дверцей, метром ниже едва различимо виднелся выход небольшого, с полметра в диаметре лаза, отгороженного сверху металлической решёткой. Я нагнулся ниже и заглянул туда, насколько это было возможно.
Свет лампы выхватил из темноты обложенный булыжником ход. Я наклонился совсем низко к решётке, почти коснувшись её, желая заглянуть поглубже.
Внезапно из темноты показалось нечто, напоминающее не то крокодила, не то свиное рыло. Я содрогнулся от испуга и неожиданности и едва не выпал из двери за решётку.
Нечто, показавшееся из темноты лаза, высунулось ещё больше, и теперь уже можно было наверняка различить длинную, толстокожую морду крокодила. Его маленькие глазки, торчащие из кожистых мешков, ослеплённые светом лампы, смотрели куда-то мимо, нижняя челюсть, пожёвывая, отвисла, обнажая неровные, но мощные, страшные многочисленные кривые зубы-крючья.
В оцепенении от неожиданности я был не в силах шелохнуться.
Тварь пребывала в неподвижности ещё пару секунд, затем резко метнувшись с места, бросилась на решётку, целясь, видимо, в слепящую лампу.
Я отпрянул от испуга, а крокодил плюхнулся в воду.
В голове стоял лязг его челюстей.
Меня обдало брызгами.
Несколько капель, видимо, попало на стекло «летучей мыши». Оно тут же лопнуло и рассыпалось. Лампа зачадила и через мгновенье потухла.
Всё погрузилось во мрак, в котором снизу раздавались плески воды.
Я тут же захлопнул дверцу, лязгнувшую металлом, закрыл её на засов и, рухнув на землю, долго сидел так, приходя в себя.
Глава 11
Из дома я выбрался, когда на востоке уже начала заниматься малиновой полоской у горизонта заря, постепенно разрастаясь на всё небо.
Едва я вышел, как дверь тут же наглухо захлопнулась за мной, и в стене снова не осталось даже щели, напоминающей о её существовании.
Пробираться по мало знакомым коридорам в полной темноте, а потом впотьмах искать в комнате стол с оставленными рукописями и дальше тыкаться в темноте в надежде найти выход – кто бы спорил, что это приключение, которого никому не пожелаешь.