Возвращение к Истине

Халов Андрей Владимирович

А девица и выдаёт: зовут его, – говорит, – «Валик Торсионный!»

Генерал про себя-то смеётся: сам ведь курсантом был, а девице отвечает: «Извините, девушка, но курсантов с таким именем и фамилией у нас в училище нет! И, вообще, фамилия такая крайне редко встречающаяся!»

Вот такие дела. Девчонка, ясное дело, в слёзы. А что делать?!. И поделом, не будет такой доверчивой и наивной. Жалко её, конечно, но кто виноват, что нет у неё технических знаний, а никто ей не подсказал, что валик торсионный – это нечто из области ходовой части бронетанковой техники.

Бывали и другие случаи, но суть всех оставалась в том, то девчонок

всегда подводила наивность, доверчивость, узость кругозора и неграмотность. Но что уж тут поделаешь: такая, значит, у них невезучая судьба!

Вообще, хочу заметить, хорошим девчонкам в общении с «курсачами» не везло больше всего, потому что они как раз наивными-то и были.

Втора группа – продуманные товарищи, заводившие связи по расчёту. Их в училище было немного. Они искали знакомства с дочерями училищных полковников и городской элиты, старались быть им примерными кавалерами, а, в последствии, и мужьями. Но где расчёт, там нет любви и страсти, и потому эти тоже искали любовных приключений на стороне и были даже более изощрёнными в подлости, чем откровенные гуляки.

Третья группа представляла собой тех, кто либо не лишился ещё благородства и остатков чести, либо был застенчив и скромен. Иные из них заводили знакомства с девушками, но часто сами попадали в ловко расставленные сети. Другие же и вовсе всю учёбу в училище монашествовали, ни разу так ни с кем и не познакомившись. Нет, это не были сухари, да и никакими видимыми сексуальными болезнями не страдали, но всё же – вот такой у них был образ жизни – знакомств с прекрасным полом они не только не заводили, но и, надо сказать, прямо-таки избегали. Конечно, среди таких курсантов было немало тех, чьи «половинки» пассинарных отношений были вдалеке, ждали их в других городах, откуда они приехали учится, но хватало и влюбчивых, способных страдать от своих чувств парней, любовь которых часто была обращена к женщинам, совершенно не обращавшим на них внимания.

Ну, вот, теперь, когда всё стало понятно, невольно хочется спросить: а к какой из перечисленных категорий, собственно говоря, относился я?

Ответить не просто. Наверное, сперва я принадлежал к последней категории, но потом как-то «поумнел» и переместился во вторую. Однако не смог в ней удержаться, и последние курсы училища предавался гульбе и кутежу.

Когда я только поступил в училище, то оставался юношей, не только не имевшим опыта в постели, но даже никогда и не любившим. Согласитесь, что в наше время факт этот довольно редок и заставляет задуматься. Тем более удивительно, что до того я провёл два года в стенах «кадетки», что отнюдь не способствовало воспитанию скромности и кротости нрава.

Первых два курса серьёзных знакомств с женщинами у меня тоже не получалось: то ли времени не хватало, то ли время не пришло. Судьба не располагала к тому, чтобы послать мне любовные переживания. Впрочем, я и сам не очень-то старался завести какие-нибудь знакомства.

Однако на третьем курсе меня самого начало заедать, что за два года я не имел ни одной любовной связи или истории. Не то что бы мучилось в тоске сердце, но самолюбие…. Оно не давало мне уже покоя. Ведь престиж курсанта во многом зависел от числа его любовных похождений и разнообразия успехов на фронте общения с противоположным полом, от количества его побед над женщинами.

К тому времени, когда мы перешли на третий курс, мало кто не хвастался хотя бы одной

своей романтической историей. Некоторые выдавали их дюжинами и, конечно же, придумывали их в подавляющем большинстве. Особенно много таких рассказчиков появлялось после отпусков, потому что никто не мог опровергнуть то, что якобы происходило с ними дома. И даже «скромники» вдруг представали сексуальными героями, … пусть не первой величины, но к ним уже не было никаких «претензий»: они становились «своими», такими же, как все.

Выдумывать то, чего не испытал, мне было противно. Я ощущал в душе неприятный осадок, когда случалось врать, чтобы не ударить в грязь лицом перед сверстниками ещё в далёком детстве, хотя и темы для вранья были до ничтожества пустяковыми. И сочинять про себя любовные приключения секса у меня просто язык не поворачивался, может быть, просто не хватало мужества и смелости описывать нечто непознанное.

Да, на третьем курсе я всё ещё был девственником, и даже не целованным мальчиком. И признаваться в этом парню в таком уже возрасте было крайне постыдно, особенно перед себе равными. Во всяком случае, такое признание не делало ему чести.

Я подозревал, что многое из того, что рассказывают в курилках или на перерывах между занятиями, – чистейшая «туфта» и выдумка. Во всяком случае, я уже знал, кто на что способен, и кто рассказывает то, что действительно было, а кто сочиняет и импровизирует. То же знало и большинство слушавших, но врать никогда не запрещалось, тем более, что, зачастую, выдуманное звучало ярче и сочнее реального.

Тем не менее, как ни хорошо было то, что я не обливал себя понапрасну грязью и не усердствовал в сочинениях на любовные темы, сложилась такая обстановка, что моя персона стала перекочёвывать в разряд белых ворон.

Это ужасно тяготило, создавало гнетущее внутреннее состояние. Особенно больно было мне слышать, как за моей спиной проходятся по поводу моей непорочности в различных вариациях. Шушуканье задевало меня, резало по живому, не давало покоя.

И вот настал такой момент, когда моё положение сделалось просто невыносимым. Я ощутил всю тяжесть отсутствия любви. Моё одиночество вдруг предстало со всей пронзительностью и отчаянием. Пусть молодой и красивый, но неизвестно, насколько красивый, и достаточно ли для того, чтобы понравиться хотя бы одной женщине. Сомнения и тоска стали моими верными спутниками в этот период, не давая мне покоя ни днём, ни ночью. Мне так захотелось быть любимым, нравиться, знать, что где-то там, в городе, тебя ждёт красивая девушка, что она будет ждать тебя не только сегодня и завтра, не только здесь и сейчас, но и через месяц, через год, через десять лет, в любой глуши, вдали от цивилизации. … Так мне хотелось.

Наверное, состояние, испытываемое мною в те дни, и есть та прелюдия, что готовит человека к первому бурному всплеску чувств, называемому первой любовью.

Не знаю, возникает ли оно от предчувствия грядущего или, наоборот, является его причиной, той благодатной почвой, попав в которую, прорастает это удивительное семя, но … Не прошло и недели дикого отчаяния, как я по уши влюбился и совсем потерял голову от юношеской страсти.

Такого потом не бывало со мной никогда, да и не могло быть: первая любовь чиста и неповторима так же, как и, почти всегда, несчастна: слишком много новых эмоций. Разве буря или ураган могут быть созидательными, даже в чувствах и отношениях?