Возвращение к людям
Шрифт:
Возможно, сыграло и то, что с наступлением сильного тепла мы и так ходили, чуть ли не обнаженными. Носить на себе лишнюю одежду было просто невмоготу, и, если бы не прерии с их колючками, и частыми ночевками на земле, мы, скорее всего, вообще предпочли бы одевать только набедренные повязки! Кстати, в прерии, примерно так все и одевались…
В бане побывали все, даже Ульдэ, которая как раз появилась из одной из своих постоянных отлучек. Девушка помогала нам по собственной воле. Я почти не видел её — она почему-то избегала встреч со мной. В форт она так окончательно и не переселилась, и ее дом часто пустовал. Охотница вела замкнутый образ жизни,
Катастрофой. Она, по-настоящему, была дикаркой — такой, как если бы вела жизнь по подобию своих предков, живущих в лесах за тысячи лет до ее рождения. Мы несколько поразились этому — в наше время? Но, потом я вспомнил, насколько необозримы, могли быть просторы наших северных лесов, и как легко можно было в них затеряться, при желании, и тоже стал поддакивать индейцу. Похоже, что так оно и было…
Охотница вышла из бани. Она парилась последней и потому была одна. Ульдэ не спеша надела на себя свой колчан и взяла лук на руку.
— Ты снова не останешься?
— Ульдэ пока не хочет свой дом. Но она помнит.
— Ты в лес?
— Нет. Синие куртки не появляются больше — зачем ей сторожить ветер? Ульдэ пойдёт на охоту, в прерии — её стрелы давно заржавели!
— Будь осторожна!
Мне было, почему-то, жаль её — всегда одинокую и неприступную…
— Ульдэ не боится зверя!
— Я вижу. Ульдэ боится самой себя…
Она заметно побледнела и, ничего не сказав, развернулась и направилась в травы. Праздник продолжился без нее.
Но жизнь приносила нам не только радости, но и незаменимые потери…
Всего через несколько дней к нам пришёл Белая Сова. Он появился не один, а вместе с Ясной Зорькой. Увидев наших друзей, мы поразились осунувшемуся и почерневшему лицу индейца и, залитыми слезами, глазам женщины. Сова глухо поздоровался и тяжело сел на предложенный ему табурет. Зорька подошла к встревоженной Элине и уткнулась моей жене в плечо. Мы все поняли, что у них что-то случилось…
— Дина погибла… — Сова разжал стиснутые губы. — Позавчера…
Мы охнули. Элина зашмыгала носом, у неё сразу выступили слезы на глазах.
— Бандиты? — я напрягся.
Индеец покачал головой. Ната усадила Зорьку и присела рядом, поглаживая женщину по руке. Сова вздохнул. Он достал трубку и принялся набивать её вздрагивающими руками. Я никогда раньше не видел своего приятеля в таком виде…
Он судорожно затянулся и, смотря куда-то в даль отсутствующим взглядом, произнёс:
— Она сразу… Как ужасно, — он сейчас говорил нормально, без своих обычных приёмов, к которым мы уже привыкли, и от этого его речь становилась ещё более зловещей… — Землю трясло. Все было как обычно, не сильно… Так, слегка всё дрожало и всё. Ну, мы вышли наружу… Землетрясение кончилось почти сразу, но мы захотели пройтись немного, воздухом подышать… Я поднялся на горку, оттуда далеко все видно. Уже хотели возвращаться, и тут… Дина шла впереди, шагах в десяти, наверное. Рывок, всё уходит из под ног, и всё. Нас снова тряхнуло, в последний раз. Мы с Зорькой просто упали, потом поднялись. Где Дина? Дина молчит… Давай вперёд, а уже ничего не
Зорька залилась слезами. Её затрясло в рыданиях и она, заламывая руки, забилась в объятиях Наты, побледневшей при жутких словах Совы:
— Когда рассвело, мы опять стали обходить всё в округе. Пошли по той же дороге, по которой шли перед землетрясением — а там… Полоса, шириной метров двадцать, по всем признакам — разрыв. Словно земля раскрылась и снова захлопнулась. А по краям заметно, что так оно и есть — деревья, камни, что рядом лежали — ни одного. Чисто, все края голые, на несколько шагов. Как просека получилась… Тогда я понял.
У меня перехватило сердце. Я сразу вспомнил своё падение в шахту, безнадёжные поиски выхода, и тот невыносимый страх, когда я понял, что замурован в подземелье заживо… Но Дине не могло так повезти, как мне.
— Она упала вниз и земля снова сомкнулась. Как глубоко, я не знаю. Где копать, тоже. Мы в темноте шли, почти на ощупь. Она могли в середине разлома оказаться, и сбоку. А деревья, которые улетели в пропасть, были большие, из земли только верхушки торчали, как кустики. Какая ж глубина должна была быть? Мы пытались. Весь день пытались… А в ночь — ушли. К вам.
Сова поднял на меня свои глаза, исполненные муки:
— Помоги, Дар. Вас много, вместе мы ее откопаем… Скажи им, ты же можешь.
Они послушаются твоих слов. Помоги мне! Хоть проститься с ней…
Он закрыл лицо ладонями. Мы все молчали, словно воочию увидев ту трагедию, которая произошла с подругой Совы. Чудовищная участь! Я не знал, что ответить ему. Спасти Дину мы не могли, она уже погибла… Попытаться выкопать её тело, но как? Ни лопат, ни иных приспособлений у нас не было.
Доставать землю руками, углубляясь внутрь, неизвестно на какую глубину, рисковать жизнью тех, кто мне доверял… Что решить? Отказать индейцу — неминуемо и навсегда испортить наши отношения. Такое не прощают и не понимают, как бы убедительны не были все мои доводы. Собрать всех в лагере, проделать далёкий путь, приняться за заведомо бессмысленную работу, справиться с которой невозможно — как я могу отдать такой приказ?
Я потерянно молчал, опустив голову вниз. Дина, скромная, незаметная, редко улыбающаяся, с загадочной полуулыбкой и тихим, переливчатым голосом, погибла… Как нелепо, как жутко! Я лучше всех сознавал, что означает оказаться в кромешной тьме, провалиться в преисподнюю и ловить последний глоток воздуха, будучи намертво зажатым многотонными массами сырой земли… Лучшее для неё — умереть мгновенно. Но мы даже этого не могли знать… Элина подошла ко мне и встала на колени, протянув ко мне руки:
— Дар? Ну что же ты? Надо скорее идти! Ты слышишь? Скорее!!!
Она вздрагивала, руки её дрожали. У девушки началась истерика. Ната оставила Зорьку и быстро подошла к Элине. Она ухватила её за плечи и с неожиданной силой встряхнула:
— Лина! Перестань!
Я покачал головой — не надо так! Мне пришлось самому успокоить девушку, но осуществить это было сложно…
Мы вышли с Совой во двор, к остальным. Весть о том, что у Совы что-то случилось, быстро распространилась по лагерю, и почти все уже столпились, перед домом… Я рассказал им о том несчастье, которое постигло семью индейца. Свою просьбу он повторил ещё раз, избавив тем самым меня от мук.