Возвращение к себе
Шрифт:
Когда ввели Роберта, темнокожий что-то говорил бею. Тот кивал и неотрывно следил за франком. Собеседник бея обернулся. На Роберта глянули внимательные, насмешливые глаза.
Слева от вельможи притулился управляющий. Тот и сидеть ухитрялся так, что все его существо вопияло о преданности господину и готовности, исполнить любое его желание.
– Это и есть франкский колдун?
– бей говорил низким глубоким голосом, ни к кому особо не обращаясь. Управляющего подбросило, будто под ковром распрямилась мощная
– Да, господин. Его привели торговцы рабами, а им продал благородный Касым ибн Абдул.
– Как же благородному, - губы бея искривила двусмысленная улыбка, - как благо-родному ибн Абдулу удалось пленить колдуна?
– Франки по своему обычаю упились вином. Касым ибн Абдул напал на них, когда они спали мертвецки пьяными. Он сразу заковал колдуна в цепи, но стоило франку загово-рить, двое воинов сельджуков упали замертво. После этого Касым бей запретил франку про-износить слова. Мы подтвердили этот запрет, разрешив пленнику, объяснялся знаками, как… животное, - управляющий выдавил натужный смешок, опрометчиво призывая царедворца, посмеяться вместе с собой. Селим Малик его не поддержал.
– Животное? Я не помню ни лошади, ни осла, которые пытались бы со мной объяс-няться.
Но это - к слову. Стража, - позвал бей, не повышая тона, - встаньте с трех сторон от франка и обнажите оружие. А ты, Гарун, предупреди неверного, если он попытается на-нести нам вред - погибнет немедленно. Извини, что использую твою ученость для такого низкого занятия как толмачество.
– Дикий франк, - обратился к Роберту смуглолицый араб, названный Гаруном, - ес-ли ты используешь силу своего колдовства против принца Селима, да продлит Аллах его дни, - умрешь в тот же миг.
По франкски он говорил правильно, но медленно, тщательно подбирая слова.
– Ты понял?
– Я понял и тебя, и все что тут говорилось раньше, - ответил Роберт по-арабски.
Брови Селим бея чуть дрогнули, выражая некоторую степень удивления. Зато Гарун, с еще большим любопытством уставился на франка.
Говорящую обезьяну они увидели? Ах - да! Дикарь, человеческой речи понимать не должен…
Роберт чувствовал, как волной поднимается раздражение, грозящее перейти в бешенст-во. А этого было нельзя! Он до боли сжал кулаки и уставился в пол, перемогая порыв. Не иначе, двухдневная пытка голодом, жаждой и страхом имела целью, уничтожить остатки его воли.
И что?
– спросил кто-то внутри, - ты им поможешь? Сыграешь на руку?
Пелена бешенства спала так же быстро, как и накатила. Роберт поднял глаза. Все так же задумчиво жевал виноград высокий сановник, также разглядывал его непонятный Гарун, также втягивал голову в плечи и выгибал спину потный управляющий. И - тишина, стерегущая каждое движение.
– Где ты выучился нашему языку?
– потребовал принц Селим.
– В Иерусалиме, потом в плену.
–
– Он лжет!
– А ты что скажешь?
– это уже Роберту.
– Вначале так и было. Потом я говорил с рабами.
– С кем?
– Со всеми, - франк твердо смотрел в лицо бея. Всех тот казнить не станет, и дорога на рудник не ощетинится виселицами.
– Они не боялись?
– Вначале - да. Потом перестали.
– Почему?
– Я не колдун. Меня оговорили.
– Ты, надеюсь, понимаешь, что поставил под сомнение речь правоверного?
– и ника-кой угрозы в голосе, только некоторое неудовольствие.
Эх, придется выручать эту жирную тварь, творившую с рабами на руднике все что за-благорассудится.
– Распорядителя рудника ввели в заблуждение.
– Кто?
– Думаю, тот, кто меня захватил.
А кому же еще! Только что в разговоре скользнула интересная деталь: якобы по слову Роберта погибли двое сельджуков. Если раньше странное отношение к себе граф Парижский относил за счет суеверий, то теперь склонялся к тому, что его преднамеренно подставили. Знать бы еще, с какой целью.
– Назови свое имя, - бей перестал жевать. Во взгляде скользнула тень интереса.
За представлением, однако, могла последовать быстрая, а в худшем случае долгая и мучительная смерть. Имя графа Парижского было хорошо известно сарацинам в Палестине и за ее пределами. Мысль назваться чужим именем показалась сейчас очень соблазнительной, но Роббер от нее отказался. Он был воином и всегда, - всегда!
– сражался честно: не убивал мирных жителей, не истязал, не жег, не вешал, не распинал. Он только честно делал свою работу.
– Я граф Роберт Парижский из рода Робертинов.
Ленивая грация сытого хищника, а за одно и непроницаемая маска царедворца слетели с Селима Малика в один миг. Племянник всесильного визиря Аль Афдаля выпрямился:
– Рабан аль Париг?!
Роберт молчал. Добавить было нечего. Что уж есть - то есть. И если игра проиграна, и ставка - жизнь - потеряна, остается расправить плечи и поднять голову повыше. Всего лишь помпезная мужская игра, - невесело усмехнулся про себя Роберт, - но таковы правила.
Вспышка высокого гостя длилась мгновение, в следующее перед Робертом опять пред-стал сытый лев.
– Ты назвал очень известное имя, франк. Рассчитываешь на выкуп? Может быть, на-прасно…
Н - да… но если ты действительно тот, за кого себя выдаешь, скажи, ты участвовал в осаде Антиохии?
– Да.
– Помнишь укрепления против Западных Врат? Они несколько раз переходили из рук в руки. В один из таких штурмов против тебя вышел правоверный. Ваш поединок затянулся, - бей помедлил, - вам помешали его закончить.