Возвращение к себе
Шрифт:
– Господи Хаген, вы же сами мне говорили, что от панталон происходите.
Роберт первым сообразил в чем дело и покатился со смеху.
– Погоди, Хаген, да постой, тебе говорю! Все равно его в темноте не догнать, только о кусты обдерешься, да шатры повалишь.
– Я этого клопа провансальского придавлю, когда поймаю!
Роберт поднялся и примиряюще положил руку на плече Хагена.
– Я свидетель. Ты при мне говорил мальчишке, что по прямой происходишь от славного конунга Рагнара Кожаные
– Ну, говорил.
– Парень с трудом перешел с южного лангедока на северный лангедол. Еще путается, но суть уловил правильно. Не находишь?
Роберт все же отодвинулся от вспыльчивого барона подальше. Тот задумался, сохраняя на лице зверскую мину. Быстро соображать барон Больстадский не умел, но и злопамятным не был.
– Эй, паж недорезанный, выходи. Бить не буду!
– И в костер не забросите?
– голос Дени едва доносился с дальнего конца полны.
– Нет. Я лучше тебе расскажу, кто был мой предок.
Дени бочком подобрался к развеселившейся компании.
– Садись, - Хаген указал место у костра и начал просвещать рыжего пажа.
Утро заполнило поляну холодным плотным как белая кошма туманом. Костер беспомощно трепетал, освещая исключительно самого себя. Благо, лошади отозвались на свист, прибежали плотной группкой.
– Ишь, жмутся к людям. Забоялись, - констатировал невидимый Гарет.
Собирались на ощупь, почти не разговаривая. Не торопились. Куда спешить в такое утро?
То тут, то там раздавалось бряканье, всхрапывали кони. Из тумана, окружившего костер желтой мерцающей сферой, высунулся Дени, протянул руки к огню, погрелся немного и сгинул. Гарет и Марк закрепили на рогульках поперечину с подвешенными на ней кусками недоеденной вчера козы и отошли. Дени вынырнул тут как тут и отхватил своим шабером кусочек.
В плотном как молоко тумане водились лесные духи. Один на грани видимости пошевелил космами и заворчал голосом Хагена.
Туман не охотно отступал под лучами жалкого осеннего солнца, оставляя на металле и гладкой коже испарину. Плащи обвисли, пропитавшись холодной влагой. Когда сборы закончились, люди потянулись к костру. Белесые полосы растянуло по краям поляны, запутав с пожухлой травой.
С завершением завтрака не торопились. Решили дождаться, когда широкое разделенное на дюжину рукавов русло реки, станет просматриваться полностью.
Благо, сегодняшняя переправа не походила на предыдущую. Артачившиеся поначалу кони, едва замочили ноги и на закатной сторонке пошли веселее.
Роберт выехал вперед, как всегда делал на опасных участках. В арьергард отрядил Хагена. Непосредственной опасности вроде не было, но само место, отмеченное столькими душегубствами, заставляло быть начеку.
Беспокойство всадника передалось коню. Он всхрапывал, прядал ушами и поддавал головой.
Держась на северо-запад, они ни сегодня - завтра выйдут на Барнскую дорогу.
Осталась последняя возможность предупредить товарищей и потребовать - пусть уходят. Он один пойдет в замок. Если там тихо - вернется к Критьену. Если беды происходят оттуда - скорее всего он погибнет, но постарается захватить с собой на тот свет как можно больше врагов. Это - его квест.
На Бенедикта напали человек пятнадцать. Будем считать их - мобильным отрядом. В их отсутствие замок должны охранять еще сколько-то вооруженных людей. Итого - двадцать с небольшим. А нас всего семеро, вернее шесть с половиной. Хотя, приблудыш и за половину не сойдет.
Но ведь не послушаются!
Приказать? А кто он им? Командир? Знаменитый рыцарь? Влиятельный вельможа? Нет - друг, попавший в беду и нуждающийся в помощи. И никто из его друзей не хочет понять, что он не может принять такую помощь. Не может позволить им погибнуть вместе с собой.
Черной волной накатила давно знакомая тоска. Захотелось крикнуть Тому на верху: 'За что?' 'А ни за что' - ответит Он голосом светского аббата Гинкмара. Когда - то они вместе бегали по закоулкам замка в Блуа, придумывали себе подвиги, которые совершат, став рыцарями, и страны, которые завоюют. Действительность превзошла любые ожидания: один стал изгоем, другой по доброй воле отвернулся от мира рыцарских потех, но так и не стал настоящим священником.
Еще Голос напомнит о смирении. Смирение - альфа и омега всех наставлений.
Смирись и забудь. Если не можешь забыть - просто смирись. Делай ежедневно одно и тоже: ешь, пей, ходи по нужде, разговаривай, двигайся, спи - и смирение придет само как усталость от жизни.
– Роберт, - Соль, оказывается, уже некоторое время ехал рядом. Тропа стала шире, две лошади уже могли пройти бок о бок. Только редкие ветки задевали по ногам.
– Что случилось?
– У тебя лицо нехорошее.
– Сойдет и такое. Я не девица.
– Могу поспорить, ты опять начнешь нас отговаривать.
– Соль понизил голос почти до шепота.
– Ты что ясновидящий?
– Значит, угадал - констатировал граф Альбомарский.
– Я не могу вести вас на погибель.
– Знаешь, я рад, что нет настоящей войны. Там бы ты мне приказал - я выполнил.
Тут мы вроде как на прогулке, и приказать мне жить или умереть, ты не можешь.
– А попросить?
– Я твою просьбу отклоняю. Остальные, кстати, тоже. Кроме Гарета конечно. Ему ты приказать можешь. Только мне сдается, в данном случае он пойдет против твоей воли.
– Ты их успел опросить?