Возвращение к себе

Огнева Вера Евгеньевна

Только уложив последнего, Роберт обернулся. Орм, присел на край скамьи. На носу Хелег, вкладывая всю норманнскую душу в удар, рубанул последнего, оставшегося в живых противника. Голова сарацина отскочила, повиснув на лоскуте кожи; наискось через грудь до паха легла красная брызжущая полоса, деля человека на две части.

Роберт не стал досматривать, подошел к левому борту. На фелухе было пусто. Рядом на тонком конце телепаласъ утлая лодчонка, тоже пустая. Все, кто выполнял обходной маневр, лежали на палубе шнека.

Боевой азарт помаленьку отпускал. По шее из-за ушей текли струйки пота. Роберт сбросил перчатку,

снял и положил на лавку шлем. Усталости не было, так, некоторое опустошение.

–  Эй, франк!
– зычно гаркнул над ухом Хелег.
– Это ты всех положил?

–  Самого дальнего Орм стрелой.

–  О!
– кормщик поддал ногой эфес с остатками лезвия.
– Сломалась?

–  Нет, херсир, ее франк перерубил. Я своими глазами видел, - подал голос Орм.

–  Этой что ли?
– Хелег ткнул пальцем в бхелхету.
– Она что заговоренная?

–  Нет, конечно. Я и сам опешил.

–  Табан, говоришь?
– вдруг осознал Хелег.
– Да! Слышал, - он посмотрел на аккуратный легкий с виду меч с большим уважением.

Потом они долго и муторно убирали покойников с палубы. Хелег и Орм снимали с них все мало-мальски ценное и отправляли тела за борт. То-то рыбы сегодня погуляют на дармовщину.

Когда с этим было покончено, на середину палубы в проход между скамьями стали выносить своих. Почти все оставались теплыми. Не мудрено, день выдался жаркий.

Солнце только-только начало спускаться к горизонту.

Роберт разорвал на одном, давно естественным путем истлевшую рубаху, и приложил к груди ухо. Абу Тахар высокопарно именовал сию процедуру 'выслушиванием биения жизни'. А проще, как догадался Роберт - стука сердца. Сейчас, для верности пришлось заткнуть другое ухо.

Мир заполнили звуки чужого тела: что-то изредка булькало, мерно шипело как мехи в кузне, только слабо, очень слабо, на пределе слышимости. Роберт передвинул ухо ближе к грудной кости, и тут из непонятных шорохов донеслось: тук-т, тук-т, тук-т. Редкие и слабые, это были все-таки удары живого сердца. Роберт распрямился.

–  Нy что, все тайны Кьяле узнал?
– недовольно проворчал, наблюдавший за ним Орм.

–  Они живые.

–  Как?!

–  Спят.

–  Не может быть. Я смотрел, ни у одного живчик не бьется. Вот только теплые… - и без перехода, - Хелег! Франк говорит, они спят.

–  Ему по голове в драке попало? Или уже после спятил?

–  Я слушал, вон у того сердце бьется.

–  У кого, у Кьяле?

–  Приложи ухо к большой кости. Меня один сарацинский лекарь научил.

–  Да чему могут научить эти… А каким ухом слушать, левым или правым?

С колен Хелег поднялся в большой задумчивости.

–  Пoшли, махнул он Роберту в сторону носовой части. Там к борту привалился человек. Вроде, все как и у остальных, но Роберт, не прикладывая ухо сарацинским манером, мгновенно понял - мертв.

–  Что про этого скажешь?

–  Сам не видишь? Покойник.

–  Вижу. И не раненый.

–  Вроде нет.

–  Я что думаю, - зачем-то понизил голос кормщик, - вдруг они так полежат, полежат да и умрут все?

От перспективы скитаться по хлябям на корабле полном мертвецов Роберта, и так не больно любившего море, пробрало ознобом.

–  Я слыхал, - продолжил Хелег, - у сарацинских колдунов есть зелье, если его выпить, станешь как мертвый. Но коли такого мертвеца согреть: растереть

там, или в бочку с горячей водой засунуть, он оживет. Тебе такое видеть не приходилось?

–  Нет.

–  И мне нет. Только думаю, сказки это.

–  А что тут думать? Пробовать надо.

Кожа Кьяле была теплой только на груди; руки и ноги - как у настоящего покойника.

Орм раздул угли в жаровне, на них сверху положили два голыша, невесть для чего перевозимые на шнеке. Когда камни нагрелись, их обернули курткой того же Кьяли, положили ему в ноги, а сами начали энергично тереть руки, щеки, живот. Что человек просыпается, стало понятно, когда на бескровном лице заалел слабый румянец.

–  Вина бы ему горячего, - не подумав, ляпнул Роберт.

–  Что?! Я те дам, вина! На борту у меня больше этой отравы не будет. А тебя я еще поспрошаю, кто команду извел, - но, сообразив, что хватил лишнего, Хелег добавил уже спокойнее: - Ты три, три, глядишь, и правда поможет.

Когда Кьяле открыл мутные как у новорожденного глаза, у Орма вырвался крик, он подскочил к товарищу и начал трясти. Но тот зажмурился, шумно вздохнул и захрапел. Теперь он просто спал.

До поздней ночи, до ярких, любопытных звезд они грели и растирали, растирал и обкладывали горячими, уже начавшими трескаться камнями. Шестерых отогреть не удалось. Их переправили на болтающуюся за кормой фелуху. Спрыгнув на палубу суденышка, Хелег подрубил мачту, снял парус и укрыл им покойников. Когда он вернулся на шнек, Орм намотал на длинную стрелу клок промасленной пакли, поджег ее и пустил вслед, качающейся на волнах лодке со скорбным грузом. Раздуваемое свежим ветерком, пламя быстро поползло по сухим доскам, перекинулось на осмоленные борта, и вскоре за кормой медленно дрейфующего шнека полыхал гигантский костер.

–  Жаль, пиво все вылакали, - сокрушался Хелег.
– Не помянуть по-человечески. Ну да чего нет - того нет. Орм, полезай в трюм, пошарь в бочке с солониной и сухарей прихвати. С утра не жрамши.

Увесистый ломоть до слез вонючей солонины и два каменно твердых сухаря Роберт проглотил мгновенно и не поморщившись. А еще вчера носом бы крутил, усмехнулся он про себя. Ужин пришлось запивать теплой водой. Рядом доедали Хелег и Орм.

–  Завтра эти винопийцы драные проснутся, оклемаются, и пойдем на остров. Здесь сильных течении нет, далеко не отнесет. Подрейфуем пока.
– Успокоил Хелег Пapyс они спустили. Ветерок, успокоившийся к ночи, гнал и покруживал. Звезды водили над головой хороводы. Завернувшись в плащ, Роберт улегся прямо на палубе: и просторнее и воняет не так плотно как в каюте.

–  Эй, франк, франк, - легкую дрему сдуло от хриплого баса кормщика.
– Уснул?

–  Почти.

–  Ты говорил, будто и тебя так травили?

–  Не меня, моих людей. Под Аскалоном, в пустыне. Мы далековато оторвались от своих, преследовали отряд сарацин. Ночевать пришлось под открытым небом. Такое частенько случалось. Еще перед самым выходом больше половины отряда слегло - заболели. Пришлось набирать кого попало. Но вроде они не плохо держались. Вот тогда эта фляга с вином и появилась. Откуда, спрашиваю? А мне - Бог послал. Я и не пил считай, только губы смочил. Караулы проверил и прилег. А когда меня Касым-шакал из палатки утром вытащил, все уже были мертвы. Думаю, выпей я больше, тоже бы остался на поживу стервятникам.