Возвращение на Подолье
Шрифт:
Алекс не столь “галантен”, в глазах — красный свет пьяной злобы.
— Какие баксы? Сваливайте, козлы, пока я по очереди всех не отоварил.
Ногой, обутой в добротный ботинок, он пинает коляску. До смерти испуганные соседи вскакивают.
— Да что вы, ребята, мы ничё, уходим. Садитеси, пожалуйста, — говорит Василий, загораживая собой соседей.
Компания садится.
— Вот так, а теперь валите! — говорит Алекс.
Их пятеро. Два прилизанных петуха и три воздушные козочки. Не пни он ногой детскую коляску, Василий, пожалуй, ушел бы. В душе что-то перевернулось. Вспомнилась Караганда,
— Ну, что, мрази? — улыбаясь говорит Василий. — Перестрелять вас, или на первый раз пощадить?
В нем просыпается лагерный садист, обладающий высокопарным языком революционного трибуна.
— Н-н-не нада, мы больше не будем, — по-школьному говорит Алекс.
Семейство дрожит под тенью дерева. От их до тошноты порядочных лиц Василию становится не по себе.
— Немедленно уходите. Я с ними ничего не сделаю, — говорит он.
Они засеменили в глубь парка.
— Сумка в машине есть? — обращается Василий к Алексу. — Живо тащи.
Через секунду тот подает Василию роскошную сумку, в которой позванивают бутылки.
— Бренди? — спрашивает Василий, обшаривая карманы юнца. — Классно живете, — говорит он, вытаскивая из лакированного портмоне несколько стодолларовых купюр.
У второго тоже полные карманы долларов.
— Ну, а теперь ваша очередь, проститутки, — говорит Василий еле сдерживая смех. — Сережки и шубки в сумку, иначе поотстреливаю мочки ушей.
И все же они не были проститутками. Нажитое тяжким трудом так просто проститутки не отдают. Он всегда уважал профессию проституток. Никогда не смешивал эту категорию с обыкновенными шлюхами, и всегда утверждал, что проститутки преданы, смелы и, черт побери, из проституток бывают отличные жены.
Они поспешно расстаются с награбленными их родителями вещами, продолжая щелкать зубами.
— Быстро за баранку, как тебя там…? Алекс?! — говорит Василий. — А вы его ожидайте. Если побежите стучать, разыщу и перестреляю как кроликов.
Он был уверен, что они не побегут в милицию. Необъяснимая уверенность, замешанная на интуиции и опыте. Двадцать минут спустя Василий мчится в электричке в сторону Савеловского вокзала. От Савеловского рукой подать до Окружной. В камере хранения “Алтая” у него остались кое-какие вещи.
III. “Если нас поймают — это конец!”
Серик Жарылгапов, в прошлом чемпион Европы по боксу, а ныне — один из заправил преступной московской Лиги бокса, был многим обязан Харасанову. Еще совсем недавно он, правнук сбежавшего за границу от революции бая, трепыхался в сетях карагандинской уголовки. Почва уходила из-под ног. Спортивные заслуги не могли списать найденных в “Шанхае”1 десяти мешков маковой соломки и двухсот килограммов приготовленного к отправке чуйского “пластилина” [53] .
53
гашиш
Услуги,
Пресловутая Лига бокса, которую возглавлял Жарылгапов, вела легальный образ жизни. Спортивное братство имело высоких покровителей по всему СНГ. Крепко скроенные ребята с покатыми плечами, жилистыми руками и перебитыми носами выкачивали из пугливых московских торгашей немалые деньги. Если кто подымал хвост, пускались в ход крепкие кулаки, а в крайнем случае — пистолеты с глушителями.
Когда на перрон, чуть ли не к вагону, подкатил черный “Мерседес”, Франц похолодел. Сердце подсказывало, что сверкающий лаком автомобиль имеет непосредственное отношение к прибытию в Москву непрошенных гостей.
Из машины вышли двое. Огромного роста детина бросился к Харасанову и стиснул его в медвежьих объятиях.
— Привет, брат. После твоего звонка из Алма-Ата я был готов ночевать на вокзале. Знаю, что ты в розыске, но не бойся, у меня в Москве все схвачено. Сейчас едем в ресторан “Центральный”, отметим ваш приезд. Кстати, не забывай о моем новом имени, называй Касымом. Мои подчиненные не в курсе моего прошлого.
Вскоре они мчались по сверкающей огнями Москве к неведомым приключениям.
Ресторан “Центральный” поразил Франца шикарной публикой и изысканностью кухни. После водки, горки блинов, обильно смазанных паюсной икрой, гнетущее состояние исчезло.
С Францом Жарылгапов почти не разговаривал, но с Наташи не сводил болотного цвета глаз. Это заметил Харасанов. Когда девушки вышли в туалет, он обратился к Жарылгапову:
— Серик, то бишь, Касым, она не для тебя! Давай сразу расставим все точки над “i”. А теперь о деле. Сумеешь перебросить меня и моих друзей в одно маленькое западное государство? Я заплачу хорошие деньги.
Жарылгапов расхохотался.
— Какие деньги? Я тебе обязан свободой. Что касается этой девушки, зачем бедному молодому человеку такая красавица? На западе таких как она держат в шикарных особняках и осыпают бриллиантами.
Франц вспылил. Мафиози открыто игнорировал его присутствие. Для него он был пустым местом.
— Константин, твой друг, кажется, забывается. Если он будет продолжать в том же духе, я забираю Наташу и сегодня уезжаю в Жмеринку.
— О-о-о, молодой человек, так вы, оказывается, из легендарной Жмеринки? Знаю, знаю, в этом городе водится много духовитых ребят.
С пьяной фамильярностью он хлопнул Франца по плечу и продолжил:
— Но в плане моего замечания по поводу вашей девушки вы не правы. Я ведь хотел вам предложить маленькую компенсацию. Скажем, порядка десяти тысяч долларов.
Константин успел перехватить кулак Франца. Охранник с маленькими, словно вырезанными из газеты ушами, потянул руку за борт пиджака.
— Касым, ты или пьян, или окончательно сгнил в этой задолбанной Москве. Мы уже несколько месяцев в бегах, вконец измотаны, а ты лезешь с пакостями. В общем, мы уходим, будь здоров!