Возвращение на Подолье
Шрифт:
Злобный огонь в глазах Жарылгапова потух. Словно после нокаута, он встряхнул головой и неожиданно взмолился:
— Извини, брат, со мной опять что-то происходит. Вот она оборотная сторона бокса. Перемыкает по несколько раз на день. Клянусь, я вас спутал с кем-то другим. Отшибает память, только злоба душит.
— Это другое дело. Но, прошу, больше не забывайся. После карагандинского изолятора для меня пришить человека пара пустяков.
Жарылгапов внимательно на него посмотрел. Франц перехватил этот взгляд. В глазах промелькнули смесь недоверия и затаенной угрозы. Без
Изначальная легкость, принесенная алкоголем, постепенно проходила. Переезд из одного климатического пояса в другой опять бросил в тяжесть и сонливость. Разболелась голова, слипались веки. Франц вышел в туалет, сполоснул лицо, закурил. На какое-то время оцепенение прошло.
Когда он возвратился в зал, за столиком плечом к плечу сидели трое незнакомцев. Жарылгапов по-прежнему не обращал внимания на Франца. В кругу верзил девушки выглядели словно две маленькие куклы в компании Карабасов-Барабасов.
Незнакомцев представил Харасанов.
— Знакомься, Франц, это Булат, брат Касыма, а это братья Матросовы — Толик и Славик.
Когда Толик и Славик поднялись, чтобы пригласить девушек на танец, Франц был ошеломлен. Таких гигантов ему в своей жизни видеть еще не доводилось.
Заметив его удивление, Жарылгапов засмеялся и сказал:
— Что, молодой человек, моя команда вас удивляет? Эти шкафы за одни сутки вышибают столько денег, сколько вы не видели за всю вашу нищенскую жизнь художника-оформителя.
— Во-первых, я никогда не был нищим и художником-оформителем, — ответил Франц. — А во-вторых, я еще не встречал людей, подобных вам. В каждое сказанное вами предложение вы обязательно вставляете оскорбление и слово “деньги”. Возможно, это доброкачественная шизофрения, а возможно и нет. Вам необходимо провериться у психиатра.
Жарылгапов побагровел. Обстановка опять накалилась.
— Малец, на этот раз ты меня достал! Одно мое слово, и тебя оденут на х… А потом здесь на кухне из тебя сделают фарш.
— Прежде, чем из меня сделают фарш, я из твоего брюха сделаю решето, — процедил Франц, и направил на Жарылгапова ствол УЗИ.
Мафиози побелел как полотно. Облизывая губы, он тихо сказал:
— Костя, где ты взял такого психа? Я не ожидал от него такой прыти. Все, малый, я беру все оскорбления в твой адрес обратно… Идет?
— Нет, Касым, не идет, — вмешался Харасанов. — Если бы это не сделал Франц, еще немного и ты получил бы пулю от меня. Что с тобой случилось? Ведь ты мусульманин, а мы твои гости. Весь вечер ты оскорбляешь человека, который мне ближе, чем брат. Этим самым ты оскорбляешь меня. Знаешь пословицу “против лома нет приема”? Сейчас мы перестреляем твоих архаровцев, а дальше будь что будет. Понимаешь, я сбежал из тюрьмы. По тюремным законам убийство каждого “козла” мне засчитывается как классный поступок. И еще, если бы не я, ты бы, пакостник, только начинал бы свой пятнадцатилетний срок в Карлаге.
Прикрыв стволы пиджаками, держа под прицелом столик, они вышли в холл, а затем на Тверскую. “Бультерьер” в машине бесцветными глазками тупо уставился на Константина:
— А где шеф?
Когда он вытащил мобильный телефон, Харасанов приставил ствол к его глазу.
— Положи трубку, земляк, и трогай в “Дубки”. Надеюсь, дорогу знаешь?
“Бультерьер” был понятлив и сговорчив.
— Есть, шеф, знаю где “Дубки”! Держим курс на “Дубки”, — сказал он не без юмора и добавил: — Жаль, уже поздно, там в прудах рыбку можно половить.
Харасанов тоже знал “Дубки”, а еще лучше повадки Жарылгапова.
— Что-то ты уж очень хорошо знаешь этот парк. Наверное, не один из оппонентов твоего шефа на дне тамошних прудов рыбку ловит.
— Что вы, генерал, я взаправду люблю тот район. На Вишневского у меня сеструха живет. Там и работает в салоне новобрачных.
За трамвайной линией начинался парк. Перед тем, как выйти из машины, Харасанов сказал:
— Передай Касыму, я завтра позвоню. И еще скажи, друзья так не поступают, пусть подумает.
Они долго шли по темным аллеям парка. Кое-где на скамейках спали бродяги. Принимая их за милицию, некоторые из нещастных вскакивали и прятались в кустах. Оборотная сторона богатого столичного города находила убежище здесь, под сенью деревьев ночного парка. Наконец, словно сказочные великаны, выросли здания многоэтажных домов.
Они вошли в темный подъезд. На одиннадцатом этаже изношенный лифт со скрежетом остановился. Харасанов позво — нил в одну из квартир. Через довольно длительный промежуток времени за дверью раздался старческий голос. Вопрос напоминал пароль, был нестандартен и смешон:
— Мурманск, Баку или Киев? Говорите быстрее, я спать хочу.
— Баку, тетя Маруся, давай ключ. Приехала твоя зарплата за два года.
Как по мановению волшебной палочки открылась дверь. Ситцевая старушонка протянула в дрожащей руке ключ.
— Бери, касатик, там все в полном порядке. Телевизор работает, горячая вода есть, чистые постели в шкафу.
Харасанов протянул старушке несколько стодолларовых купюр.
— Бери, тетя Маруся, тут с премиальными. Никто мною не интересовался?
— Никто, касатик. Раз в месяц племянник проверяет твой автоответчик. Ничего… только иногда хулиганы баловываются.
И опять Франц увидел картину, подобную темиртауской. Роскошная квартира, набитая серебром и хрусталем, томилась в ожидании преступного хозяина.
— Ну, что ж, ребята, хлеба, как и в Темиртау, нет, а консервированных продуктов в кладовке полно. У половины, наверное, срок годности истек, но есть там и такие, что еще десяток лет простоят.
Они поочередно приняли душ и легли в постель. Интуитивно Франц чувствовал, Наташа думает о том же, что и он. Всю свою короткую жизнь Франц мечтал приехать в Москву. Он хотел увидеть музеи и парки, выставки художников и скульпторов. Наконец он здесь с прекрасной женщиной, но связан, замордован дикими обстоятельствами. Вот уже несколько месяцев он соучастник цепи преступлений. Его сумка набита оружием, он общается с готовым на все загнанным человеком. Ему ужасно захотелось забрать Наташу и выйти из игры. Но он знал: теперь Харасанов их не отпустит. Читая его мысли, Наташа сказала: