Возвращение на Подолье
Шрифт:
Иногда Василию кажется, что местность под казахстанские лагеря выбирали злые демоны, монстры, оборотни, ставленники темных сил, но только не люди. За годы отсидок он не помнил ни одного дождя, не помнил ласкового неба, покрытого кудряшками облаков, нежного трепетного ветерка. Выбеленное, покрытое пеленой небо, белое жгучее солнце летом и красное зимой, выплескивающее вместе с ядовитыми лучами дикие бураны.
Монотонная песня дождя не прекращается. Чтоб как-то отвлечься, Василий вытряхивает содержимое огромной сумки на палас.
Вот она, его добыча, за пять дней пребывания в Москве. Вперемешку деньги, золото, барахло. “Деньги есть деньги,
Как не крути, Василию все же придется сходить по одному адресу, приобретенному еще в зоне. Нужен загранпаспорт, чтоб осуществить заветную мечту — попытаться свалить за бугор. Безразлично в какую страну, лишь бы подальше от милых сердцу степей и самых открытых в мире людей. Вначале он никого не убивал, тем не менее за “воровство курей” в этой стране признан рецидивистом, и большую часть жизни провел за решеткой. Волком же он себя называет исключительно исходя из своих физических данных: поджарой фигуры и выносливости. Почему он так затянул время? Денег на паспорт хватало в первый же день приезда. Возможно, это подсознательное нежелание бежать за границу. Как мало нужно людям в этой стране. Достаточно полного желудка, полноценного сна и сознания того, что у тебя есть пища на завтрашний день. Честно говоря, интеллектуалы, рвущиеся на запад, ему всегда были неприятны. Особенно те, у которых, в принципе, здесь есть все необходимое. Другое дело такие как он. Таких в этой стране уничтожают трепетно и планомерно. Как ни парадоксально, до перестройки еще можно было выжить. Кто решительно хотел завязать и умел хоть что-нибудь делать, мог получить жилье и работу. Теперь же, по освобождению из лагеря, шансов получить то и другое — ноль. Как можно правителям разглагольствовать о преступности, со скорбными физиономиями зажигать свечи в храмах абсолютно не заботясь о падших? Несчастный народ, убогие нравы, безответственные правители!
Василий одевает плащ и выходит на улицу. Моросит затяжной мелкий дождь. Чтоб насладиться божественной влагой, он направляется по дальнему пути.
На станции Владыкино — никого. Станция открыта недавно. Здесь забываешь давящую утомительную сутолоку центра.
Какое наслаждение этот дождь! Спокойствие, тишина. Нет изматывающих душу и сердце окриков: “Подъем! Стоять! Разобраться по пятеркам!” Нет вечного скребущего холодного дискомфорта тела и души.
Длинная петля. Наконец Октябрьское поле. Василий выходит из метро, отыскивает улицу Народного ополчения. Интересно, как поживает бывший заключенный и бывший юрист Министерства виноводочной промышленности Кузьма Калашников? Василий подымается на двенадцатый этаж, звонит. Дверь открывает вертлявая старушка со злой крысиной мордочкой.
— Мать, я вот к Кузьме. Не скажешь, где он?
Она злобно смотрит на Василия и совершенно членораздельно говорит:
— Пошел на х…
Он отупело смотрит на запертую дверь, все еще не переварив знатную информацию.
Василий звонит в другую дверь. Появляется физиономия белобрысого парня, который явно пьян и принадлежит к классу пролетариев. Его можно взять проверенным путем.
— Земляк, с меня пузырь. Укажи, как найти Кузьму. Вместе когда-то работали.
Василий мгновенно получает ответ.
— Сейчас
Он широким жестом приглашает Василия в квартиру и продолжает:
— Вместе с Кузьмой соображаем, проходи, будешь третьим.
Бухариков в своей жизни Василий видел достаточно. Информация его вполне устраивает.
— Вот, держи пять баксов, купи чего нибудь покрепче. И покажи киоск, мне с Кузьмой нужно двадцать минут побазарить.
Белобрысый в душе ликует. Тем не менее, сохраняя достоинство, важно говорит:
— Ты там моего друга долго не задерживай, а киоск — как выйдешь с подъезда, налево, за углом дома.
“Господи! Неужели это Кузьма?” Пятым в очереди стоит обрюзгший небритый мужчина в старом облезлом пальтишке. На ногах валенки — и это в начале октября.
— Кузя, Кузя! Мерин висложопый, не узнаешь?
Тот смотрит выпученными потухшими глазами, пытаясь вспомнить.
— Н-н-не… Гриша, что ли?
— Ну, мерин, дошел!
Василий хватает его за ворот “москвички” и вытаскивает из очереди.
— Коваль я, Бешеный из Карлага.
Он весь затрясся, вцепился в рукав его пиджака.
— Коваль, Коваль, неужели освободили?
— Освободили, на этот раз не раскрутился. Но зарекаться — сам знаешь…
— Понимаю, понимаю, — он весь дрожит, — сейчас возьму пива и пойдем ко мне.
— Брось, Кузьма, какое пиво? Слышишь, не брыкайся.
Он тащит его к соседнему киоску.
— Водку “Золотое кольцо”, бутылку бренди и десять банок немецкого пива.
Кузьма испуганно на него смотрит.
— Жрать у тебя тоже, наверное, голяк?
— Ага, голяк, — в тон ему говорит Кузьма.
Василий берет две банки тушенки и они отправляются к Кузьме.
Просторная запущенная квартира. На кухне грязная посуда, ворохи нестандартных бутылок, затхлость и уныние.
— Кузьма, пошли в комнату, меня сейчас вырвет.
— Да, да, сегодня собирался делать генеральную.
— В чем дело, Кузьма? Как мог ты, заслуженный юрист, до такого докатиться?
Он скептически улыбается. Наконец человеческое лицо.
— Был заслуженным до зоны. После Карлага никому не нужен. Иногда сдаю комнату, так и живу.
Василий внимательно на него смотрит. Денег он ему даст, в остальном, кажется, уже поздно. Василий смешивает водку с бренди, себе наливает стакан, ему — грамм сто. Они выпивают.
— Кузя, мне нужен набор ксив [54] ! Не одну, не две, а целый набор.
Ему захорошело, лицо озаряется.
— Я понимаю, Коваль, но это очень дорого. Тебе не поднять.
— Это не твои проблемы, говори сколько.
Он что-то шамкает губами, явно боясь произнести цифру.
54
Документов
— Говори, Кузя, не волынь.
— Десять штук зеленых, а может и больше.
— Такие бабки у меня есть, вернее, будут до конца недели. А они быстро сделают?
— Быстро, недавно звонили, просили найти клиента.
Василий смотрит на него и не узнает того крепкого мужичка-боровичка, зоновского табельщика в хорошо подогнанном мелюстине.
— Ох, Кузя, Кузя! До чего ты докатился? Оказывается, деградировать можно не только в зоне.
Он вздыхает.
— Брось, Коваль, хорошо хоть квартира осталась. Нужно сказать спасибо покойной матери.