Возвращение на Подолье
Шрифт:
Они укладывают Филиппа на роскошный диван, сами отправляются в спальню.
Ее мощное, широкобедрое тело, с элементами вульгаризма, заставляет его стонать от наслаждения. Она садится на него и волна блаженства уносит Василия куда-то далеко-далеко от кошмарной реальности, которой так полна его жизнь.
Филипп спит три часа и все три часа эрекция держит Василия в стальном обруче.
Когда Филипп просыпается, Василий, успокоенный, сидит в кресле и смотрит телевизор. Стелла принимает душ. За эти три часа любой зэк отдал бы десять лет жизни. В затуманенном мозгу Василия трепещет мысль: “Спасибо, Господи! Ты все же нашел нужным подарить мне наивысшую
V. Необычное предложение
Франц, Наташа и Таня еще спали. Харасанов проверил обойму и вложил “вальтер” в наплечную кобуру.
Они встретились на Цветном бульваре у входа в цирк. Харасанов умышленно выбрал это место. Неподалеку шумел рынок, присутствие азербайджанца и казаха особенного внимания не привлекало.
Одетый в шикарный реглан, при ярком галстуке, Жарылгапов походил на респектабельного бизнесмена.
Харасанов был одет проще. Широкий и длинный хэбэшный плащ он выбрал обдуманно. В складках плаща вполне мог поместиться арсенал Шварцнегера.
— Ты один? — осведомился Жарылгапов. — Почему не взял художника? Заодно я смог бы ему кое-что предложить.
Вдоль сквера, на расстоянии пятнадцати метров друг от друга фланировали остроухие охранники Касыма.
— Я один, а вот ты свою персону оставить боишься. Какого черта ребятам не даешь поспать, притащил их в такую рань?
Жарылгапов улыбнулся.
— Им за это бабки платят, и вполне приличные. Они, Костик, даже по ночам обязаны не спать. Так что ты их не жалей.
— Ладно, Касым, поболтали и хватит. У нас с тобой со вчерашнего дня разговоры ни о чем. Если бы я при нашей последней встрече в Казахстане гонял порожняки, ты бы сейчас в зоне искал чай для расчета с педерастами. Говори конкретно, что ты хочешь за документы?
Болотные глаза вспыхнули и Харасанов физически ощутил грудью толчек злой энергии этого человека. “А ведь какой-нибудь слабак в его руках — орудие для достижения любой цели. Не удивительно, что он ходит в лидерах.”
Жарылгапов нервно сплюнул, затем странно расслабился, сел на чугунную ограду и сказал:
— Будь я один, я бы всучил тебе и твоей компании эти херовы документы. Но дело в том, что о тебе уже все знают, а у наших ребят мечта, можно сказать идея фикс, научиться изготовлять баксы.
Чего-чего, а подобного Харасанов не ожидал. Он предполагал услышать многое: о планировании убийства, перекачке денег в западный банк, наконец, помочь в ограблении, но такое…
— Касым, у тебя, как у всякого профессионального боксера, было порядка двухсот легких сотрясений мозга. Так вот, двухсотое оказалось роковым. Твоя башка начисто перестала мыслить.
— Не хами, Костя. Ты преувеличиваешь. Ведь ты делал в свое время документы и для меня, и для своих любимых диссидентов. Сам когда-то мне говорил, что единственная проблема — это подбор нужной бумаги. Кажется, по плотности, водяным знакам и еще чего-то в этом роде. У нас несколько японских ксероксов, есть цветные принтеры. Если будет необходимо — плюнем на ксероксы и закажем клише пятидесяти- и стодолларовых купюр. Нам нужен консультант и художник. Я и мои ребята уверены — лучшего консультанта чем ты, нам не найти. Что касается художника — твоя знаменитость из глубинки вполне подойдет на эту роль.
Колени у Харасанова дрожали. Пристрелить Жарылгапова и его телохранителей — дело пустяковое, но последствия абсолютно ясны. К вечеру Франц и девушки будут валяться мертвыми в квартире, а в лучшем случае — сидеть в наручниках на Петровке. Спорить
— Заварил ты, Касым, кашу, и меня втягиваешь. Ведь я чудом спасся из Карагандинской тюрьмы, а для чего? Для того, чтобы подхватить сначала туберкулез в Матросской тишине [56] , а затем быть расстрелянным где-то в Казахстане.
56
Матросская тишина, следственный изолятор № 1 города Москвы
— Зачем так мрачно? Наладишь нам производство и чеши на запад, размораживай в банках свои счета. Впрочем, у тебя в нашем деле будет немалая доля, через год переправим контейнер с долларами на твой счет в Швейцарию.
— Вот именно, контейнер. Только не с долларами, а со мной, и не в Швейцарию, а родителям на дом, в Баку. Неужели, Касым, до тебя не доходит, что фальшивомонетчики в девяносто девяти случаях заканчивают “вышкой”.
— Ладно, Костя, завязывай пропаганду. Я понимаю, тебе пятьдесят, пионерское детство, труд на благо Родины… Я это тоже успел пройти. Но сейчас я предлагаю дело, понимаешь? Дело, которое обогатило массу людей. Даже нескольких месяцев хватит, чтобы упаковаться и завязать.
Константин начинал злиться. Тупорылый качёк с задатками уголовника поучал его, человека, получившего два высших образования. В то же время подсознательно он понимал, что протест его эго, по причине воспламенившейся гордыни, ни к чему хорошему не приведет.
— Завязывай, Касым, меня учить. Для меня существенен только один твой довод. Ответь, если я не соглашусь вы схватитесь за пушки..? Верно?
— Ты угадал, но пойми…
— Хватит, ближе к делу! Когда ты мне покажешь помещение и технику?
— Это другой базар, — Жарылгапов оживился. — Сейчас я тебя отвезу домой, а в 23.00 заеду. Место находится за чертой города.
VI. Смерть Кузьмы
Прогулки с Филиппом и Стеллой входили в жизнь чем-то радостным и светлым. Появилась иллюзия раскрепощенности и свободы. Он понимал, что это всего лишь иллюзия, поскольку общество никогда не оставит его в покое.
В последнее время он все чаще задавал себе вопрос: кем он мог бы стать, если бы оставил ремесло бандита. В голову ничего путного не приходило. Профессии типа слесаря, токаря, сантехника, монтажника, которые дает зона, в этой стране сопряжены с вечным унижением. Необходимо смирение монаха, чтобы равнодушно воспринимать вечное понукание бригадира или прораба. Был еще один немаловажный фактор — заработная плата. Ее стабильность, выплаты и размеры могли довести любого человека до чего угодно. Лично он с этим не сталкивался, но у него было множество примеров.
И все же у вечного зэка была затаенная мечта, о которой не знала ни одна живая душа на этом свете. Он знал: будь он в другом обществе, эта мечта смогла бы превратиться в жизнь. Там, в интернате для умственно отсталых детей, куда он попал с легкой руки матери, после пяти уроков обучения игры на кларнете учитель музыки во всеуслышание заявил: “С таким слухом, Коваленко, из тебя мог бы получиться великолепный музыкант!” Эти слова в уста учителя вложил сам Бог. Но канал общения с Богом засоряла сначала его мать, а затем тюрьма. Мечта осталась мечтой, а Бог, возможно, заставил себя ждать до лучших времен.