Возвращение принцессы
Шрифт:
Тихо, бесшумно, крадучись… К нему, вот сюда, рядом с ним… Я тоже устала.
Я тоже стойкая, но я тоже устала.
Нина опустилась на ковер рядом с Петром, повторив в точности его позу, привалившись затылком к мягкому диванному сиденью. Он совсем рядом, вот он. Нина помедлила — и решилась. Положила голову ему на плечо, коснулась щекой тихо, так, чтобы он не проснулся. Теперь он совсем близко, рядом его подбородок, сомкнутые губы, резкие крылья крупного носа.
Спи, оловянный. Я тоже оловянная. Я — стойкая
Спи. Как тихо! Пестрый бумажный сор прилип к ногам — конфетти, серебристые нити серпантина, блестки… Мы купим новые. Кто это «мы»?
На соседней улице мечется по пустой квартире твой разъяренный муж.
Кто «мы»? Тепло его плеча, впалая смуглая щека, а твоя щека, Нина, — у расстегнутого ворота его рубашки. Верхняя пуговица вот-вот оборвется… Надо пришить.
А Дима?
«Петр относится к вам очень серьезно. А вы, Нина? Вы можете ответить ему тем же?»
Могу. Да, могу. Хочу. Я могу ответить ему тем же.
А Дима?
Петр проснулся, открыл глаза. Увидев Нину, не удивился. Не сказав ни слова, притянул ее к себе, обнял. Ничего не говоря, ничему не удивляясь, целуя ее, как будто так было всегда, из года в год, изо дня в день, — Петр открывает глаза, он просыпается, а Нина — рядом, она не спит, смотрит на него, знает, что он сейчас обнимет ее левой рукой, пытаясь правой дотянуться до подушки, лежащей в углу дивана.
* * *
— Знаешь, что это за стул?
— Стул?
— Вон тот, на который приземлились твои… как бы это…
— Я поняла. Я вспомнила. — Нина вгляделась, привстав. — Даже странно, что я вспомнила. Это было так давно!
Ее первый, нескладный, скомканный поспешным уходом визит сюда, в этот дом. Вечер. Запах гари, подгорающий пирог. «Вы из поликлиники?» — «Нет». — «Тогда будем чай пить». И Петр повел ее в прихожую раздеваться, а младшие Солдатовы пронеслись мимо них, на кухню, волоча туда тяжелый старинный стул с высокой резной спинкой.
— Я вспомнила: ты сказал, что это какой-то старинный стул с секретом. Для тех, кто впервые приходит в ваш дом.
— И ты еще предположила, помнится, что там горошина в сиденье, под обивкой.
Надо же, не забыл! Так давно это было, такая мелочь, несколько слоя. А вот не забыл, помнит.
Значит, она тогда уже была для него не просто случайной гостьей. Она сразу, с самого начала, была для него не случайной. Иначе бы он не запомнил.
Ладно тебе, Нина! Может быть, у него просто память хорошая. Стойкая.
— А теперь не поздно? Не поздно узнать, что там за секрет? Я понимаю, нарушена чистота эксперимента, но все же…
И Нина, обмотав себя простыней до плеч, встала… Добрела до этого стула, натыкаясь то на стол, выдвинутый на середину комнаты, то на деревянную
— Ну, что надо делать?
Петр не отвечал, смотрел на нее молча.
Ну, смотри, смотри. Уж какая есть. Сижу в простыне, с голыми плечами, плечи — еще ничего, вполне красивые плечи. Справа — елка, слева — короб с елочными игрушками. Ну, и я, уж такая, какая есть. Снегурочка-перестарок.
— Что ты молчишь?
— Любуюсь.
— Хватит издеваться! Что я должна делать?
— Там справа, за спинкой — ты руку протяни, — книжечка за шнурок привешена. Все очень просто.
За резной спинкой на длинном витом шнуре висел крохотный карманный подарочный томик андерсеновских сказок Нина взяла его в руки, открыла.
— Все очень просто, — повторил Петр. — Тот, кто приходит к нам впервые, гадает на «Оловянном». Страница с десятой по пятнадцатую. Называй страницу и строчку.
— Понятно. — Нина зачем-то зажмурилась. — Страница тринадцать, седьмая строка сверху.
— Ищи. Читай.
— Вслух?
— Это уж как тебе захочется. — Петр усмехнулся, добавил негромко: — Ну, да я все равно потом найду.
— «Оловянный солдатик пошел было… — бодро начала Нина. Запнувшись, упавшим голосом закончила: —…Ко дну».
— Та-ак, — протянул Петр. — Радужные у меня перспективы, ничего не скажешь.
Они замолчали. Результат этой бесхитростной детской забавы почему-то по-настоящему, всерьез расстроил обоих. Они молчали и смотрели друг на друга, сидя в полутьме, она — на этом злосчастном стуле, он — на диване.
— Тебе никогда не приходило в голову, что ты выбрал для себя и мальчишек не самую веселую сказку? — спросила Нина наконец.
— Это не я выбирал — они.
— Я сейчас подумала… Наверное, это самая грустная его сказка. Ты помнишь, чем там дело кончается, Петя?
— Помню. У нас все будет иначе.
— Дай-то Бог. — Нина снова поднесла книжку к глазам. — Посмотрим, что здесь дальше… «Оловянный солдатик пошел было ко дну, но в ту же минуту его проглотила рыба». — Нина решительно захлопнула книжечку, перекинула ее через спинку стула. С глаз долой. Усмехнулась, вспомнив. — Между прочим, Дима — Рыба по гороскопу. У него день рождения в марте. Смешно.
— Какой Дима? — Петр нахмурился и встал.
Нина растерянно взглянула на него. Чем-то она его очень задела. Нет, ну понятно чем.
Петр быстро оделся, включил свет и сразу же занялся елкой. На Нину он старался не смотреть. Это было очень обидно. Это было совсем на него непохоже.
Наконец Петр сказал как о чем-то бесспорном, решенном, не подлежащем обсуждению:
— Про Диму я знаю только одно: утром мы пойдем туда и заберем твои вещи. Твои, твоего сына. Остальное — формальности. Всё.