Возвращение принцессы
Шрифт:
Он ведь всегда забирает вовремя. Может быть, Он хочет…
Олег поднялся с усилием. Пересек комнату, распахнул резные дверцы старинного буфета, дверцы открылись со скрипом — антикварная штуковина: разбогатевший челночник отхватил ее на каком-то мебельном аукционе за немыслимые деньги. Олег налил себе водки. Опрокинул ее залпом.
Он всегда забирает вовремя.
Может быть, Он хочет, чтобы ты это сделал сам?
Не кощунствуй! Нет, в самом деле. Может быть, он предоставляет тебе выбор: хочешь — живи еще хоть сто лет, влачи жалкое, тусклое, скудное существование, подпитывай себя памятью о былом
Хочешь так жить?
Нет. Не хочу. Нет.
Олег снова налил себе водки, наполнил стопку до краев. Так — не хочу.
Тогда решайся. Выбор невелик. Или — или.
В окно осторожно постучали.
Вздрогнув от неожиданности, Олег резко оглянулся и расплескал водку.
Жена стояла за окном, только голову и было видно. Она улыбалась ему, прижав лицо к стеклу, сплющив нос и щеку. Кой дьявол ее принес? Как она его разыскала-то? Впрочем, пора бы перестать этому удивляться, где она его только не разыскивала…
Олег молча открыл ей дверь. Он действовал механически. То, о чем он всерьез раздумывал еще пару минут назад, не отпускало его, не собиралось отпускать.
— Ты как меня нашла? — спросил он, миновав веранду и войдя в комнату.
— Мне Славка утром позвонил. — Лена шла следом за Олегом, с интересом озираясь по сторонам. — Ну, домишко-то так себе, больше звону было. Домишко — на троечку.
Славкой звали хозяина дома, челнока-удачника.
Олег подошел к буфету, спрятал водку в его драгоценном чреве, прикрыл дверцы.
— Пьешь? — Лена поцеловала Олега в затылок, прижалась щекой к его плечу.
Как она была некстати! Она всегда была некстати, не к месту, не ко времени, с самого начала, едва ли не с первого дня их общей жизни. Но сегодня она, похоже, превзошла самое себя. Сегодня, сейчас, когда Олегу необходимо было обдумать все и принять решение, сегодня ее приход был и вовсе невыносимой мукой.
— Мне Славка обо всем рассказал. — Она все еще стояла, прижавшись к Олегу, обняв его, не отпуская. — Ему вчера позвонил твой кредитор… Этот… Андрей, да?.. Советовался, как ему поступить. Я все знаю, Олелечка. Он хочет, чтобы ты вернул ему деньги.
Господи, сделай так, чтобы она исчезла! Ну что тебе стоит, Господи?.. Олег сбросил со своих плеч ее руки, отошел от буфета и опустился в кресло.
— Ужас полный, — сказала жена. — Но мы что-нибудь придумаем. Я тебе штуку баксов привезла. Ты знаешь, я теперь хорошо зарабатываю.
Олег взглянул на нее наконец, рассмотрел толком. Новая дорогая шуба до пят. Откуда шуба-то? Любовника нового завела? Этого, в шлепанцах, растрясла на меха? Широ-ок шлепанец… Деньги? Она достанет ему, Олегу, деньги?! Зачем они ему?
Он вдруг понял, что деньги ему больше не нужны. Деньги Олега больше не интересуют вовсе. Он еще ничего не решил, но он уже понял, отчетливо, внятно, осмысленно, твердо понял: Деньги. Ему. Больше. Не нужны. Свободен!
Он еще ничего не решил, но он уже свободен от бесконечного, унизительного, выматывающего душу поиска этих злосчастных блекло-зеленых
Баста. Мне больше не будут являться в ночных кошмарах ваши бумажные бледно-салатовые, надменные, постные, брюзгливые рыла. Вон! Плевать я на вас хотел. Мне вас не надобно. Отпустите меня. Я сам уйду. Я свободен.
— Олежек, ты где? Олелечка? — Жена опасливо подошла к его креслу. Опустилась на ковер, уж эти мне актерские жесты, сейчас слезу пустит, начнет руки заламывать, стенать, Ермолова из Торжка, сгинь, сгинь, отвали, сделай одолжение!
— Олелечка, ты не расстраивайся. — Лена обняла руками его колени, тревожно всматриваясь в лицо. — Найдем. Я теперь буду хорошо зарабатывать. Пруха, ты будешь смеяться! Меня еще в два «мыла» зовут, сейчас столько «мыла» запускается… Два сериала детективных, в одном все пока на уровне проб, а в другом уже утвердили. Я буду хозяйка притона с лесбийским уклоном. Ты представляешь, ужас какой?
И она через силу рассмеялась, пытаясь хоть как-то его растормошить. Сняла с головы шапку — почти голый череп, почти «под ноль» ее побрили, бедную.
— Так нужно по роли, — смеялась жена, уткнувшись головой в его колени. — Она будет с голым черепом, одноглазая, с черной повязкой, такая флибустьерша розовая. Мне придется, Олелечка, трубку курить, это мне-то! Я от одного запаха курева в обморок падаю. Но — надо, надо, деньги, деньги, работа, Олег. — Жена резко подняла голову. В глазах ее стояли слезы. Да, она всегда легко принималась реветь, легко, на счет «раз». — И тебя везде пытаюсь пристроить, но тебя не берут, понимаешь? — Слезы уже текли по ее лицу, настоящие, выстраданные, злые слезы. — Ты не нужен! Потому что ты — настоящий. Им сейчас настоящие не нужны, нужны бездари вроде меня, понимаешь?
— Успокойся. — Олег провел ладонью по ее бедной изувеченной голове, наклонился к ней, коснулся губами темени. — Успокойся, не плачь, Ленка.
— Как они тебя, настоящего, гениального, втиснут в свою блевотину про лесбийский притон? — продолжала жена сквозь слезы. — Такое время, Олег. Все ненастоящее. Все — лажа, все продается… Ты им сейчас не нужен. Не просто не нужен — ты для них даже опасен! Ты пойми, если тебя рядом с дешевкой поставить — сразу видно будет, где — настоящее, где — блеф.
Олег вытер жене слезы, поднял с ковра шапку и осторожно натянул ей на голову.
— Поезжай домой, Лена, — попросил он мягко. — Ты на чем приехала? Я тебя провожу.
— Мы найдем эти деньги. — Жена поднялась с ковра. Олег тоже встал. — Найдем. Мы что-нибудь придумаем. Мне звонила приятельница, у нее связи в издательском мире… Она говорит: пусть Олег книжку напишет про всех своих баб, у него же тьма была баб, и все — известные. Теперь это модно, теперь все пишут про жен, любовниц, любовников. Можно хорошие деньги срубить. Тебе пришлют человечка, ты ему расскажешь — когда, с кем, как, сколько раз… — Она снова беззвучно заплакала, закрыла лицо руками, бормоча: — Ничего, я стерплю, можешь меня не стесняться. Напишешь про свой первый секс-опыт… Про все свои оргазмы с народными и заслуженными… Я стерплю! Пиши! С руками оторвут, вот увидишь. Все пишут, чем ты хуже…