Возвращение в эмиграцию. Книга первая
Шрифт:
На почве Фросиной болезни произошел у Татьяны великий раскол с князем Печерским. Явился он звать ее на какой-то бал-карнавал. Татьяна отказалась, мол, дочь больна.
— Подумаешь, больна! С нею Стефа останется.
Татьяна рассвирепела и велела князю больше на глаза ей не показываться. Потом все же простила. Печерский стал снова появляться на вечерах, но особой симпатии к нему уже не было.
5
Новое десятилетие. — Луна-парк. —
В начале тридцатых годов погасли последние искры надежды на возвращение в Россию — Франция признала Советский Союз. И не только Франция. Со всеми надеждами на контрреволюционный переворот было раз и навсегда покончено. Да и обвыклись мы в зарубежье. Встречались по воскресеньям у тети Ляли; Саша и дядя Костя звали Петю, усаживались за стол и часами резались в белот.
— Пас!
— Тьерз!
— Плакал твой тьерз — каре!
У дядечки и Валентины Валерьяновны родился сынок Кирюша. Мама несколько недель провела в «санатории», куда ее устроила тетя Ляля. Вернулась худая, постаревшая, с коротко остриженными волосами.
Петя закончил колледж, сдал на бакалавра, научился водить автомобиль и развозил на нем по поручениям какой-то фирмы образцы товаров — рулоны соломки для летних шляп и сами шляпы. Некая общность профессий нас потешала. При встрече мы начинали смеяться, и Петя неизменно спрашивал:
— Как твои шляпы?
— А твои? — парировала я.
С Борей то ссорились, то мирились. Оба работали. Он уже не возражал против моего заработка. Жизнь подорожала, мы с трудом сводили концы с концами, хотя изредка позволяли себе сходить куда-нибудь развлечься. Но если и ходили, то, во избежание всяких недоразумений, я обязательно приглашала кого-нибудь из девчат — Марину или Татку.
Выдался однажды хороший, чуть затуманенный денек. Я позвонила Татке и сказала, что мы с Борей решили сводить ее в луна-парк. Татка заверещала от радости, через полчаса приехала в отель, мы собрались уже выходить, но в последнюю минуту с нами увязался длинный Авдеев. Отказать ему было неудобно, да он и не мог испортить общего приподнятого весеннего настроения. Авдеев попросил пять минут подождать, сбегал к себе и вернулся, одетый в новую клетчатую пару, в шляпу-канотье и с тросточкой. Татка с минуту разглядывала его, склонив голову к плечу, потом отвела меня в сторону.
— Он, что, ненормальный?
Я расхохоталась, и мы вчетвером отправились в луна-парк.
С самого начала стало очень весело. У входа разгуливал зазывала. Уж на что Боря был высокого роста, но рядом с этим оказался форменным пигмеем. В парке глаза разбегались, сколько там было всяких горок, балаганчиков, каруселей-качелей, лотков со сластями.
Я не любительница крутиться вокруг столба на веревке, зато Татка развлекалась от души. Мы объедались разной сладкой
Задрав головы, следили за Таткой. Она взлетала в небеса в закрытой белой капсуле, закрепленной на длинных членистых лапах. Лапы распрямлялись и балансировали наверху, и вдруг резко складывались и летели со всего маху вниз. Пассажиры вопили от ужаса на весь парк, а длинный Авдеев подпрыгивал возле меня и махал Татке сорванной с головы шляпой-канотье.
Мы катались на сталкивающихся с грохотом и искрами автомобильчиках, забрасывали белые шары в распахнутую пасть механического бегемота, и уже совсем невмоготу стало нам в комнате кривых зеркал. Отражения то вытягивали клетчатого Авдеева в сосиску, то укорачивали его вдвое.
Наконец мы набрели на обособленный павильон с приглашением на вывеске совершить путешествие в рай. Авдеев засуетился и потащил нас туда. Мы купили билетики и вошли в темное помещение.
Для начала под нами тошно закачался пол. Потом мы с трудом удержались на дергающейся во все стороны лестнице. Все сооружение представляло собой покатую сцену. Она спускалась вниз уступами, и на каждом уступе нас поджидали новые мытарства.
Внизу, как бы в зрительном зале, стояли деревянные креслица, в них сидели уже попавшие в «рай». Все покатывались со смеху.
Среди множества всяких издевательств над человеческим достоинством были там проваливающиеся ступени, отдушины с теплым воздухом, направленным струей вверх. Хорошо, на мне была в тот день узкая юбка. А хитрая Татка наступила на отдушину, когда подача воздуха на миг прекратилась.
Рискуя сто раз сломать себе шеи, мы добрались, наконец, до «рая» и уселись в задних рядах отдыхать. Передние места были заняты исключительно мужчинами, большей частью почему-то пожилыми. Впрочем, я недолго ломала голову над этой странностью.
Тем временем в «рай» спускалась хорошенькая девушка в белом платье с широченной юбкой. Перед отдушиной поставленный помогать служитель, вместо того, чтобы подать руку девушке, нарочно толкнул ее на самую середину сетки.
Теплый воздух рванул вверх — белое платье взлетело мгновенно. Бедняжка с головой запуталась в парашюте подола, судорожно пыталась его сбить, а под юбкой… Боже ж ты мой, она оказалась абсолютно голой!
И вот тогда мужчины с первых рядов, все как один, вытянули шеи, загоготали, захлюпали от восторга.
Наконец девушку стащили с отдушины, платье опало, она в ужасе закрыла лицо руками. Тут подоспел второй служитель и увел ее в боковую дверцу.
Я вскочила. С Таткой сделалась истерика. Она кричала, топала ногами, тащила меня к выходу.
— Зачем, зачем вы нас сюда привели?! — поворачивала она к Боре отчаянное, заплаканное лицо.
Авдеев и Боря были смущены и растеряны, видимо, и в самом деле не знали, чем грозит путешествие в «рай». Мы ушли из луна-парка в растрепанных чувствах.