Возвращение в Петроград
Шрифт:
— Вот как… это уже становится интересным.
— Турецкое наследство. — Николаи сделал паузу, перед тем как продолжить. — Сирия и Армения — переходят России, мы получаем Египет и контроль над Суэцким каналом. Палестина — Ливан. Тут Михаил предлагает создать еврейское государство, куда переселить евреев из наших стран, кого добровольно, кого не очень. Впрочем, этот проект имеет весьма туманные перспективы. Его цель — дать арабам, местному населению, врага, но тут аргументы Михаила не совсем понятны и слишком туманны. В перспективе Россия предлагает Африку считать нашей колонией. Всю Африку. — подчеркнул Николаи. Россия своей зоной интересов будет считать Китай, а Индокитай, Индию, Тихоокеанский
— Какую роскошную морковку Михаил повесил перед мордой немецкого осла! — со злостью выплюнул из себя Людендорф.
— Чтобы подтвердить искренность своих намерений, Михаил передал вам, мой маршал, свое личное послание. Вот оно.
И Николаи протянул Гинденбургу запечатанный конверт.
— Ваше мнение, полковник? — поинтересовался маршал, спокойно вскрывая послание регента.
— Думаю, предложение Михаила надо внимательно изучить. Он уже показал себя человеком решительным и способным на весьма жесткие меры. В том числе по отношению к родственникам. Я бы просил дать разрешение на секретное посещение Петрограда. Оценить искренность и возможности регента при личной встрече.
Гинденбург пробежал глазами послание регента Российской империи, его брови удивленно полезли вверх.
— Скажите, полковник, фрау Доктор отправляла рапорт на имя моего предшественника, генерала фон Фанкельхайна, о новой военной машине англичан?
— Так точно, мой маршал[4]!
— Так откуда об этом факте знает Михаил? Как и имя нашего агента в Лондоне Лиззи Вертхем[5]?
И вот на этот вопрос полковнику Николаи не нашлось что ответить. Он только удивленно пожал плечами, пребывая в состоянии совершеннейшего шока.
[1] Речь идет об автомобиле Mercedes Knight 16/45 PS, который выпускался ограниченной серией как автомобиль представительского касса на котором стоял относительно бесшумный двигатель, созданный по проекту американского инженера Чарльза Найта, он использовал в моторе бесклапанные двигатели с золотниковым распределителем. Подобный автомобиль был и у кайзера Вильгельма в этот период войны.
[2] На самом деле Людендорф тут ошибался. На тот момент фрау Доктор не исполнилось и тридцати (она родилась 11 августа 1887 года).
[3] Вот тут Николаи несколько «передернул» карты, дабы умаслить свое начальство. Наступление русских в Восточной Пруссии оттянуло некоторую часть немецких войск, но это не повлияло сколь-нибудь решительно на осуществление плана Шлиффена. А вот смерть самого Шлиффена, и самоуправство немецких генералов, которые начали действовать вопреки этому плану, требовавшему невиданной ранее слаженности действий подразделений немецкой армии. Вот это и стало главным фактором провала первого наступления Второго Рейха и «чуда на Марне».
[4] В ЭТОЙ ветке истории в прусскую армию обращение к вышестоящему начальству «мой маршал», «мой генерал», «мой полковник» перекочевало во время наполеоновских войн как калька с французской армии.
[5] Лиззи Вертхейм была агентессой Шрагмюллер, сообщила ей данные о технической характеристике английских танков. Элисбет отправила три рапорта на имя начальника генерального штаба, но его технические советники решили, что такое оружие невозможно применить. В битве при Камбре в августе 1917 года англичане доказали обратное. Утверждают, что Шрагмюллер прислала этому «умному» эксперту револьвер с одним патроном, который тот использовал по назначению.
Глава тридцать вторая
Петра преследуют семейные неурядицы
Глава тридцать вторая
В
Петроград. Зимний дворец. Покои регента Михаила Александровича
11 марта 1917 года
— Михаил! Я настаиваю! Я хочу услышать твой ответ! Кто тебя надоумил судить наших родственников судом военного трибунала? — Тонкий, чуть визгливый голосок вдовствующей императрицы, матери тела регента Российской империи, казалось, заполнял собой все царственные покои и лишал Петра покоя и сна. Матушка заявилась под вечер, который молодой регент намеревался провести со своей новой пассией, по совместительству, собственной женой. И, поскольку Пётр еще и страдал от недотраха, ему эти головомойки от маман были к дьяволу лысому как не нужны! Да, он хотел женщину, но не эту вредную старуху, невесть что о себе возомнившую. Мария Фёдоровна всё ещё считала, что имеет право влиять на политику империи! Надо сказать, что в том, что Россия ввязалась в эту войну на стороне Антанты была и доля вины вдовствующей императрицы. Она ненавидела германцев и помнила свой страх от вторжения их войск в родную Данию. Времена, когда Европа содрогалась от поступи полков родственников принца Амлета давно канули в Лету. Да и был этот период крайне малым. Далее датчан били все, кому только было не лень, а англичане еще и придумали «копенгагирование» — массовый артиллерийский и ракетный обстрел датской столицы своими кораблями. Увы, бедные датчане не могли защитить себя ни на море, ни на суше. И вот на голову бедного Николая капали две кукушки: одна ночная — Александра Фёдоровна, вторая дневная — Мария Фёдоровна, по совместительству еще и его матушка, к тому же датская принцесса.
— С чего бы это, матушка тебя так обеспокоила судьба Ник Ника Младшего? — скрывая раздражение безо всяких эмоций спросил Пётр. Надо сказать, что его собственная натура постепенно брала верх в странном симбиозе с носителем — остатками сознания Михаила Александровича. И в нём всё чаще прорывался наружу неистовый император Пётр. Вот только многие могли бы посчитать этот преднамеренной грубостью, например, он всё чаще стал обращаться к подчиненным на «ты», отложив в сторону интеллигентное «выканье» Михаила. Но это не было грубостью или проявлением невежества. В ЕГО время обращение на «ты» было нормой. На «вы» обращались только к царю, то есть нему самому. Вот и сейчас эта нейтральным тоном произнесенная фраза резанула Марию Фёдоровну прям по душе!
— Мишкин, ты стал грубым неотесанным мужланом! Куда делось твое воспитание? Ты же — лицо Российской империи! Ты лицо Романовых! — возмутилась вдовствующая императрица.
— А чем стал плох, матушка? — пока что без раздражения спросил Пётр, понимая, что даже его безразличный и спокойный тон сейчас эту сухонькую и страшноватую на внешний вид женщину выводит из себя. Увы, время достаточно жестоко обошлось с ней, куда-то делась милая нежная датская принцесса, которая держала в своих руках сердце большого и доброго императора Александра, прозванного в народе Миротворцем. Вместо нее появилась старая карга, которая страдала от недостатка власти больше, чем от сердечных болезней, приличествующих ее возрасту.
— Романовых не имеют право судить их подданные! Только ты лично или семья! А ты отдаешь родного дядю на суд своих генералов! Это нонсенс![1]
— Ник Ник совершил военные преступления! Он лишил Россию победы в этой войне. Он предал империю и ее интересы. Ради чего? Ради личной корысти! Он что, мало воровал? На паперти стоял? На хлеб ему не хватало? Что для него эти несколько десятков тысяч золотых соверенов? Правда, накажут его мягко, весьма мягко. Я позаботился об этом.
— Мишкин, ты не понимаешь! Это разрушает неприкосновенность СЕМЬИ! Так нельзя!